АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино

Пушкинская площадь. Пробка. Я донашиваю купленный неизвестно у кого (на самом деле неплохой) тойотовский RAV на механике, его не могли убить ни четырежды вознесшиеся до деревенских крыш, а затем раскисшие сугробы, ни убитые советским горем дороги, но главное не это. Главное, что на меня возложена минутная почетная обязанность довезти из Музея архитектуры до кинотеатра «Ролан» режиссера по имени Питер Гринуэй. Я нервничаю, думаю — включить радио или выключить? Самое ужасное, что я должен как-то поддерживать разговор о том, от какой из лингвистических ветвей произошел русский язык. Это был вопрос Гринуэя. Ответ — с моей стороны — был более чем косноязычен, но что-то такое про «байзэнтик» я вымолвил, но не говорить же с Гринуэем о росте валюты и о скопившейся в одночасье толпе машин, обреченно ждущих проезда Лужкова с мигалками. Что Гринуэю Лужков, если он на дружеской ноге с Данте, Рембрандтом, Веронезе и Эйзенштейном впридачу? Все многочисленные беседы с Гринуэем — это, в сущности, монолог гения, призванного перекроить художественный мир на свой лад. Сделать это безоглядно, без всяких оговорок на, как сказал бы Вознесенский, «кудахтанье жён, духоту академий». Задавать ему как бы умные вопросы бесмысленно, ты так и видишь, как на ходу материализуется каждая из вдруг брошенных им мыслей, он отвечает заинтересованно, но при этом отстраненно, стараясь как только можно замаскировать врожденной британской галантностью свое высокомерие к одномерным запросам записной журналистики. Он всегда всё оценивает — моментально придумал для Давида Саркисяна какую-то выставку, оглядев мельком чудом сохранившиеся, прибившиеся к Библиотеке Ленина Палаты Аптекарского приказа. Там, кстати, и снимался наш фильм о Гринуэе, однажды показанный по российскому телевидению. Надо его воскресить и показать еще раз. А сейчас — собранные в произвольном порядке цитаты из его многочисленных интервью, взятых на протяжении многих лет в самых разных местах — на венецианских лаунжах, когда он вынашивал проект про «Чемоданы Тульса Люпера», на овеваемом морскими бризами пляже Круазетт — в связи с его короткометражкой — «Три в 3D» и, наконец, в Берлине, когда он всех ошарашил давно копившимся откровениями про своего любимца Сергея Михайловича Эйзенштейна. Попробуем составить нечто вроде интервью «in motion» на протяжении быстротекущей декады народившегося миллениума.

Восемь недель «Чемоданы Тульса Люпера»