Читаем АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино полностью

— Всё-таки для начала зададимся вопросом — когда вас первый раз посетил этот герой — Тульс Люпер и вас кольнула мысль — «давай-ка я это сделаю»?

— Давным-давно. Мне кажется, что элементы того, что я уже делал прежде, всегда присутствуют во всем последующем. Общее количество моих фильмов, которое сейчас, вероятно, достигает 400, не считая прочей разнообразной деятельности, в некотором смысле составляют одну цельную работу. Их не обязательно выстраивать в строгом хронологическом порядке. Название нашего проекта говорит само за себя, а мы назвали его «Чемоданы Тульса Люпера». Тульс Люпер — это некий человек, альтер-эго Гринуэя, которого я придумал многие-многие годы назад. Знаете, как маленькие дети часто придумывают себе друзей, которые сидят с ними за завтраком. А если при этом собака стащит молоко, то в этом будет виноват друг. Это один из способов сложить с себя ответственность. Родители часто ради собственного удобства включаются в такую игру, так становится проще и жить, и общаться с ребенком. Я в молодости был очень застенчив. Просто не выносил, если где-то звучало моё имя, страшно смущался. Тогда-то я и придумал этого человека по имени Тульс Люпер. Наверное, «Тульс» было выбрано по созвучию со словом «пульс», пульс жизни, а «Люпер» по-латыни «волк», так что получается «пульс жизни, заключенный в волке». Если вы спросите, почему такой образ, то на это было множество причин. Впервые он возник в моей книжке «Тульс Люпер и прогулка по центру». Там были одни иллюстрации без текста. Мои дети тогда были совсем маленькими. Я полагаю, это было упражнение в свободной форме по применению теории монтажа и способов соединения мыслей при помощи соположения разных изображений. Потом я перенес ее на экран под названием «Римейк вертикальных черт», где звучала музыка Брайана Ино. Потом я решил, что у него должны быть друзья. Тогда я изобрел любовницу, которая позднее стала его женой. Ее звали Сисси Колпет. Я снял фильм «Отсчет утопленников», который целиком посвящен Сисси Колпет в молодости, в зрелом возрасте и в возрасте бабушки. Потом я придумал ему врагов, друзей, коллег по работе, так что в итоге у меня набралось человек 30–40. Они часто появляются в разных обличиях в моих фильмах.

Я полагаю, что все мои главные герои в той или иной степени представляют собой разработку образа Тульса Люпера. Альберт Спикер, вор из «Повара, вора», в каких-то своих проявлениях является злобным Тульсом Люпером. Его личность выстраивалась из людей, которых я знал и любил, либо тех, чье мнение я уважал. Там присутствует Джон Кейдж, в нем есть даже элементы Саша́ Верни, который долгое время был моим оператором. Возможно, в нем присутствует и что-то от моего отца, а может быть, и от Санта-Клауса. Это целый набор персоналий. Возможно, там есть Борхес и Марсель Дюшан.

Это, пожалуй, не слишком оригинальная идея, но у большинства из нас есть свой пантеон людей, которым мы бы хотели посвятить нашу работу. Многие из них, возможно, давно уже умерли, другие же пребывают в полном здравии и вообще живут в соседнем доме. Это те люди, на которых мы ориентируемся, когда пытаемся определить наше положение в культуре. Что касается профессии, то я сделал его орнитологом. Мой отец был орнитологом, точнее орнитологом-журналистом, а потом переквалифицировался на журналиста вообще. Я полагаю, что до «Книг Просперо» он в разных обличиях появляется везде. Потом он исчез. Теперь мне необходимо воскресить и его самого, и всё то, что он символизирует, чтобы переписать собственную личную мифологию. Он посещает все те любимые уголки земного шара, где и я побывал, и которые мне понравились, многие из них — памятники архитектуры. Он оказывается в заточении в римском пантеоне между двумя куполами, то же происходит в Венеции в Палаццо Фортуни. Его приключения начинаются, когда он предстает перед нами как еще молодой человек, и начинаются они в Большом каньоне, который, конечно, не назовешь архитектурным памятником, но это без сомнения архитектурный памятник божественного происхождения.

Меня вообще интересует урбанизм, интересует, как рождаются города, так что он побывает во многих городах мира. Есть мнение, что города появляются из пустынь и в них же и уходят, мы начинаем в Колорадо, а заканчиваем свою историю в Маньчжурии. Наш герой превращается в некоего «профессионального заключенного». У нас 16 базовых эпизодов, и в каждом из них он — узник чего-либо. Часто «заключение» имеет физическое проявление, но эти тюрьмы совершенно необязательно темницы или замки или даже современные камеры в американских тюрьмах. Есть тюрьмы амбиций, тюрьмы секса, любви, страсти, желания быть кинорежиссером. Мы ставим перед собой какую-то цель; когда мы начинаем работать, мы полны амбиций, желаний, а потом появляются ограничения, границы и приходится делать поправки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Звезда лекций

Литература – реальность – литература
Литература – реальность – литература

В этой книге Д.С. Лихачев совершает «филологические прогулки» по известным произведениям литературы, останавливаясь на отдельных деталях, образах, мотивах. В чем сходство императора Николая I с гоголевским Маниловым? Почему Достоевский в романах и повестях всегда так точно указывал петербургские адреса своих героев и так четко определял «историю времени»? Как проявляются традиции древнерусской литературы в романе-эпопее Толстого «Война и мир»? Каковы переклички «Поэмы без героя» Ахматовой со строками Блока и Гоголя? В каком стихотворении Блок использовал принцип симметрии, чтобы усилить тему жизни и смерти? И подобных интригующих вопросов в книге рассматривается немало, оттого после ее прочтения так хочется лично продолжить исследования автора.

Дмитрий Сергеевич Лихачев

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы

Эта книга не даст ответа на вопросы вроде «Сколько весит Зеленый Фонарь?», «Опасно ли целоваться с Суперменом?» и «Из чего сделана подкладка шлема Магнето?». Она не является ПОЛНОЙ И ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ ИСТОРИЕЙ АМЕРИКАНСКИХ КОМИКСОВ, КОТОРУЮ МОЖНО ПРОЧИТАТЬ ВМЕСТО ВСЕХ ЭТИХ КОМИКСОВ И ПОРАЖАТЬ СВОИМИ ПОЗНАНИЯМИ ОКРУЖАЮЩИХ.В старых комиксах о Супермене читателям частенько показывали его Крепость Уединения, в которой хранилось множество курьезных вещей, которые непременно были снабжены табличкой с подписью, объяснявшей, что же это, собственно, за вещь. Книжка «Тайная история комиксов» – это сборник таких табличек. Ты волен их прочитать, а уж как пользоваться всеми эти диковинками и чудесами – решать тебе.

Алексей В. Волков , Алексей Владимирович Волков , Кирилл Сергеевич Кутузов

Развлечения / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение