АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино

— Мне нравятся фильмы, которые производят шоковый эффект, которые изменяют ваше сознание, ваше мышление. Не хочу быть скучным. Я стремлюсь к тому, чтобы зрители хорошо провели время. Мне нравится так работать — одновременно пытаясь удивить и развлечь. Я люблю чрезмерность. Помню, когда я готовил этот фильм, я думал не о тех картинах, которые можно сейчас посмотреть в кинотеатрах. Я думал о Лоне Чейни, о Тоде Браунинге, о немых фильмах. Мне нравится такая гротескность. Это всегда жестко и смешно.

«Я всё время натыкаюсь на самого себя» «Ведьмы из Сугаррамурди»

— А в реальной жизни вам часто встречаются ведьмы?

— Как часто мне встречаются ведьмы? Да уж, я не в первый раз встречаю ведьм — в жизни, не только в кино. Понимаете, у меня всё время возникают ощущения, когда я наблюдаю за женщинами, что в них есть что-то эдакое ведьминское… Я имею в виду не только их стиль одежды, а то, как они разговаривают, и то, как они любят… Я скажу вам без обиняков: женщины в моей жизни (тяжело вздыхает)… они такие странные (смеется). Моя жена, бывшая жена, моя подруга, мои дочери — они такие сильные. А я всего лишь их раб! Я всё время живу словно бы в кино в жанре «хоррор».

— Кстати, о «хоррорах», когда мы говорили с вами о вашем предыдущем фильме, вы сказали, что не хотите все время снимать одно и то же. Не хотите, чтобы ваше имя — Алекс де ла Иглесиа — превратилось в стереотип.

— Да, верно, я не хочу всегда быть неизменным. Я стараюсь выживать за счет того, что постоянно меняю стиль режиссуры, чтобы новое было непохоже на мои прежние фильмы, а их у меня уже много. В конечном счете, я все время натыкаюсь на самого себя. Я хочу снять фильм и вдруг обнаруживаю: «О, черт! Опять у меня получается, как у Алекса де ла Иглесиа! Опять он!» Проблема в том, что я живу так, как я живу, и не могу жить иначе, я чувствую то, что чувствую, и не могу испытывать какие-то другие чувства… И это отражается на кино. Так что в итоге я снимаю фильм так, как я снимаю всегда, и проблемы у меня те же самые… Это не мой личный стиль, скорее слабость у меня такая. Что-то вроде слабости.

— Итак, комедия — это что-то вроде способа избежать ужасов жизни.

— Извините за мой английский… Я говорю по-английски как дебил. Собственно, я и по-испански говорю плоховато…

— После пресс-показа кто-то сказал: «Зрелищность фильма заставляет поверить в его безумства…»

— Да, да (смеется). Знаете, я тут обедал со старым другом, который живет в Бильбао. Он не имеет отношения к кино — просто мой старый приятель, нормальный сорокалетний мужик, мы вместе учились. И он мне сказал: «Я тут твой фильм посмотрел». Я спрашиваю: «Ну, как, понравилось?» А он говорит: «Это не художественное кино. Это документальный фильм» (смеется). Возможно, так и есть. Я рассказываю о своей жене, о своем разводе… Помните, в начале фильма персонажи говорят: «Ну, мне пора, надо побыть с сыном. Потому что сегодня вторник (смотрит на часы), а я могу забирать сына на вторник и через раз в выходные. И я не могу просто оставить сына дома, я должен его взять с собой — я же должен побыть с ним вместе». Это взято из моей жизни. Помнится, дело было во вторник, и я находился на площадке, снимал самую трудную сцену из «Печальной баллады для трубы». Там требовались насилие, и спецэффекты, и кровь, массовка — человек пятьдесят или шестьдесят, все должны бегать, прыгать. Мои дети (я их притащил на площадку) даже расплакались. Но я всем сказал: «Вы уж меня извините, но я детей никуда не дену, должен быть с ними. Потому что я их люблю».

До и после полуночи «Моя грандиозная ночь»

— Какие национальные мифы выражает Рафаэль в своем творчестве, что это за фигура?