АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино

Увидев это тогда еще не знакомое мне имя — Алекс де ла Иглесиа — в программе одного из венецианских фестивалей, я как-то ничего особенного от него не ждал, меня интриговало лишь название картины, поскольку песня, которая в нем поселилась, мне была хорошо известна — ее пел знаменитый Рафаэль. Рафаэль, томный кумир миллионов, царь и бог бесхитростного фильма 60-х «Пусть говорят», чья затертая до дыр выцветшая копия гуляла по райклубам СССР не одно десятилетие, собирая по сорок копеек с благодарных почитательниц, после чего эти же почитательницы стали постоянным костяком массовки ежевечернего трэш-шоу с тем же названием — «Пусть говорят». Песня называлась «Печальная баллада для трубы», и она еще задолго до фильма де ла Иглесиа меня поразила неожиданным гиперкрещендо, которое то и дело благодаря удивительному таланту Рафаэля взрывало мелодию фильма, превращая надрывную сентиментальную балладу в трагическое высказывание на манер канте хондо. Я, к своему стыду, тогда ничего не знал об Алексе де ла Иглесиа и не понимал, каким, собственно, образом, эстрадную балладу можно вплести в киноповествование, удостоенное чести быть представленным в Венеции. Но музыкальный талант Рафаэля тут оказался вровень кинематографическому таланту Алекса де ла Иглесиа, что было доказано спустя десятилетие еще раз — в макабрическом варианте новогоднего шоу «Моя грандиозная ночь», где Рафаэль блистательно спародировал свой звездный имидж, представ перед нами в роли беспринципного, совсем не сентиментального тирана, готового ради успеха на любую демонстративную пакость. В фильме про «печальную мелодию» в каком-то смысле всё проходило по тому же сценарию — романтическая история только прикидывалась романтической, она то и дело норовила вывернуться наизнанку своим демоническим нутром. Это вообще в природе Алекса де ла Иглесиа — прежде чем вывалить на экран необозримый массив пузырящихся как пена для ванн, неудержимо выныривающих из реальности всплесков неуемной фантазии, он всегда прикидывается робким рядовым рассказчиком, который вроде бы и не намеревается вас чем-то озадачивать — он всегда припрятывает свои сюрпризы на потом, когда мы только-только расслабились, послушно внимая ровному течению сюжета. И делает он это, ни на мгновение не оглядываясь на возможные упреки в дурновкусии, дерзко, нагло, он почти по-детски мажет кинополотно самыми разными красками, алхимически доводя смешение жанров до возможных и невозможных пределов. Он всегда — чересчур, всегда поверх наших ожиданий, даже обыкновенный биографический док-фильм о Лионеле Месси он превращает в бурное застолье его противников и почитателей, которые за кружкой пива готовы драть глотку за каждое свое суждение. И все же — начнем наш разговор с… клоунов, совсем не феллиниевских, а скорее, похожих на того мрачного клоуна, который поразил Венецию много лет спустя после премьеры «Печальной баллады» — небезызвестного Джокера, чей ледяной, царапающий хохоток куда страшней отчаянных возгласов Рафаэля.