Робер Лепаж менее всего человек кино. Кино для него — территория проб, он заходит туда не слишком смело, его фильмы — бонусы к тому огромному массиву театральных экспериментов, который он неустанно обновляет. Ему не нужна киношная гигантомания цифр, спецэффектов, он способен показать космический корабль при помощи стиральной машины, он с детской непосредственностью отдается цирку Солнца, и тут же, едва расставшись с Питером Гэбриэлом, спешит на Петровку в Театр Евгения Миронова, чтобы преобразить его талант — одного выдающегося актера ему вполне достаточно, чтобы разыграть «Гамлета». Да и взгляд его во время поспешных интервью — почти детский, он словно не может взять в толк, почему мы не видим в окружающей действительности того, что видит он. Он, что еще немаловажно для постмодернистского сознания, лишен в своих опусах декадентской болезненности, опустошающего пессимизма, он заряжает любые пространства своим ребяческим эго как добрый, умеющий всё на свете маг. Лепаж — он весь сплошь мечта, фантазия, свершившаяся утопия, которая, как пел Высоцкий, бегает в его гениальной «Алисе» где-то неподалеку «на тоненьких ногах». Поэтому его искусство может восприниматься с одинаковым энтузиазмом и детьми и рафинированными интеллектуалами, у которых всегда про запас — многомудрые цитаты из искусствоведческих трудов. И всё-таки оставим в стороне его театральные успехи и поговорим о кино, например про «Обратную сторону Луны», в которой соединяются Человек и Космос — как долгожданная реализация романтической мечты, которая вдруг сбывается. У Лепажа вообще сбываются все мечты без исключения. И Кэролл, и Высоцкий его бы поняли с полуслова. И — как продолжение разговора — беседа о меланхолическом «Триптихе», который он снимал в содружестве с Педру Пирешем.
Через Вселенную
— У меня, как россиянина, — особое отношение к этой картине, связанной с космонавтикой, тем более что русская тема там звучит отчетливо. Откуда вдруг такое направление мысли — освоение Космоса? В какой момент это вас начало интересовать?
— Сначала было два проекта. Один касался космических программ. Мы в Канаде всегда связываем космос с Америкой. Конечно, мы догадывались, что и в России кто-то что-то подобное тоже делает примерно в то же самое время, но пренебрежительное отношение к достижениям русских меня всегда удивляло — и для меня было важно обратить на это внимание. Одновременно умерла моя мама, и я решил сделать проект о ней. Так что два эти проекта существовали параллельно. Однажды я вдруг как-то посмотрел на стиральную машину. В ней было что-то космическое и в то же время она напомнила мне о тех временах, когда мама приводила меня ребенком в прачечную, где я видел много-много стиральных машин. Мне вдруг показалось, будто это центр управления полетами НАСА. Так что для меня это было любопытной отправной точкой. Я решил связать эти две идеи воедино.
— Это не только фильм, но и театральная постановка?