Аллегро

— Да, оркестровка, — опасливо оглядываясь в глубь палаты, на закрытую дверь, заторопился Кобзев. Тимофеев, лёжа, заломив шею к окну, молча слушал. — Спросишь там прапорщика Трушкина… — продолжал инструктировать посланца Кобзев. — Но сначала постучишь в дверь, не забудь. — Это он предупредил особым тоном. — Это важно! Понял? Войдёшь, скажешь: «Прапорщика Трушкина срочно в санчасть, на консультацию… Командир полка, мол, приказал… Понятно?

— Ага! А про командира полка, правда что ли? Серьёзно? Мне потом не впаяют?

— Что? — недовольно поморщилась голова. — Нет, конечно, не попадёт. Это пароль такой…

— Ааа… А он знает? — спросил солдат. — Этот ваш Трушкин, прапорщик который, про пароль?

— Нет, он ещё не знает… — Кобзев уже злился, но сдерживался. Обругать посланца сейчас было нельзя, ни в коем случае, обидится и уйдёт, вся операция коту под хвост. Понимая это, Кобзев наставлял подчёркнуто вежливо, но с нажимом. — Ты его в коридор для этого вызови, в коридор. Как выйдет, скажи ему, чтобы мухой летел сюда. Мухой! Понял? Тимофеев, мол, с Кобзевым срочно его сюда требуют. Бегом! Только никто чтобы не слышал. Усёк? Как вместе с ним придёшь, тут расчёт и получишь.

— А не наколешь? — сглотнув, спросил боец.

Голова на него смотрела сверху обиженно и удивлённо…

— Я тебе говорю, без «бэ»! — ответила голова, и пафосно добавила. — Век мне отсюда не выходить. — Ещё и на параметры санчасти указала, на размеры. Последнего солдату вполне хватило, он кивнул головой. — Пусть только не кричит под окном, скажи, — особо нажимая, предупредила голова. — Сончас здесь! Понял? Все спят. Свистнет пусть…

Солдат понимающе кивнул головой, и тихим свистом изобразил подобие сигнала армейской побудки.

— Ага, так… — одобрил Кобзев. — Молодец, соловей, меня потом научишь! Короче, молодой, одна нога здесь, другая там… Лети.

Боец, подхватившись, рванул. Топот его сапог, там внизу, вскоре стих. Кобзев повернулся к Тимофееву, наклонился, предупредил.

— Я тебя развяжу, но ты не дёргайся, не нервничай, спокойно будем действовать… — и принялся торопливо распутывать узлы. — Одного не пойму, как мы сюда залетели, а?.. Загадка. Парадокс! Нонсенс! Ладно, это потом. Как там умные люди говорят, всё тайное когда-нибудь становится явным или наоборот… — В коридоре послышались дробные шаги. Мужские голоса. — Тихо, замри, — бросая завязки, предупредил Кобзев. — К нам вроде идут!

Вспорхнул к двери, выдернул ножку стула из ручки двери, так же бесшумно поставил его, в два прыжка оказался у своей кровати, скользнул под простынь. Тут же вошли медики, военные врачи, двое. Как и раньше во всём белом, как перед операцией или как на учениях по бактериологической обороне. Тихонько прошли, наклонившись к «спящим» больным внимательно оглядели первых двух, прошли к третьему, только до ширмы прошли, вслушались в его чувственный храп… Один из них обратил внимание на неплотно прикрытое окно, подошёл и закрыл его, и они — неспешно, удовлетворённо кивая друг другу головами, вышли. Как раз и свист под окном раздался. Не громкий, но внятный. Кобзев и Тимофеев подскочили к окну.

— Что так долго-то? — распахивая, возмутился Тимофеев.

Под окном, там, внизу, по сторонам оглядываясь, стоял Лёва Трушкин, с ним тот самый солдат. Услыхав возмущённый вопрос, Трушкин, задрал голову, успев правда подхватить падающую фуражку.

— О, и правда вы! — воскликнул он, и дважды удивился. — Как это я долго, я сразу… А чего это вы там, сачки, без меня делаете, а? Я салаге не поверил, думал, хохма!

— Сам ты хохма, — обиженным тоном огрызнулся Тимофеев. — Видишь, залетели…

Они бы так и дальше продолжили, наверное, пустую перебранку, но глядя на нетерпеливо с ноги на ногу переминающегося солдата, вмешался Кобзев.

— У тебя двадцатник с собой есть? — спросил он Трушкина. — Два червонца, в смысле.

— Двадцать рублей? А зачем вам двадцать рублей? У вас там закуски что ли не хватает? А повод?

— Ещё какой! Дай молодому деньги, я обещал… — приказал Кобзев. — Должен тебе буду, отдам…

Трушкин, пожав плечами, с удивлением оглядывая молодого солдата, сунул руку в карман, покопался там, достал смятые десятки, отсчитал парочку, протянул молодому солдату. Тот, подпрыгнул от радости, схватил их, и немедленно исчез.

— Ни черта не пойму, что за дела? — сам себе пожаловался Трушкин. — Какие деньги, почему вы там? Вышли, вроде, на минуточку в штаб и… — и вдруг насторожился, вспомнив для себя важное. — Постойте, вы, говорите, залетели… От кого вы «залетели», мужики? Когда? От Таньки с Валькой? Может, тогда и мне, пока не поздно, заодно, провериться, анализы сдать, нет? Я же тоже там с вами кувыркался… Нет?

— Ты издеваешься!.. — кошкой зажатой в дверях отчаянно вякнул Тимофеев и осёкся, оглядываясь в палату.

— Тшшь, тихо! — напомнил и Кобзев.

— Ладно-ладно, я понял… — ничего на самом деле не понимая, примирительно махнул рукой Трушкин. — Сейчас поднимусь к вам, разберёмся.

— Нет, нет, не надо, — остановил Кобзев. — Стой там, слушай… Мы с Тимохой действительно попались на какую-то подлянку, нас подставили… В карантин нас сунули.