…Светлый диск луны то выглянет на всё это из-за облаков, то не надолго спрячется. Посматривает «старуха» или подглядывает. Подглядывает, скорее всего. То высветлит территорию полка со всеми её складами, техническими парками, плацем, спортивными городками, стенами и окнами нескольких пятиэтажных армейских зданий, то затемнит их. Старый совсем диск, понятное дело, не молодой, не салага, а балуется… То — темно, хоть глаз коли, то — светло, иголку на плацу видно.
Густую вязкую тишину, опасной извилистой молнией неожиданно прорезает короткий негромкий свист…
В ответ на это, неслышно распахивается окно на третьем этаже. Раскручиваясь, вниз падает круглый светлый свёрток, и разворачиваясь, повисает своим концом на уровне середины второго этажа. В чёрном оконном проёме мелькает чья-то тень, и вот уже из окна третьего этажа высунулись босые ноги в белом, потом чей-то зад, спина, плечи, и… Спускается человек. Спустившись на руках до конца скрученных простыней, останавливается, испуганно заглядывает вниз… Под ним тёмный колодец… Луна как раз за тучи спряталась, как ждала, как специально! Силуэт висит, не решаясь отцепиться. Снизу и сверху его шёпотом нервно торопят голоса: «Давай быстрее, Тимоха, отцепляйся, прыгай, ну! Лети! Там близко!» Помедлив, силуэт, сжавшись, послушно отцепляется… мешком глухо падает. Внизу его пытается поймать третий человек, он в военной форме… Через секунду полёта, вместе они, охая и чертыхаясь, валятся на асфальт.
Немедленно в окне появляется зад следующего светлого силуэта. Ужом извиваясь, в кальсонах, босой человек быстро спускается… Так же с удивлением повисает на середине пути… Этот «объект» пытается даже вернуться назад, но его снизу окликают: «Куда! Куд-да? Назад, Сашка, назад! Прыгай!», осаживают его… Вот и он, тонко охнув, таким же мешком летит вниз… Теперь с глухим звуком валятся уже трое… Поднявшись, пригибаясь, чуть прихрамывая, минуя парадную лестницу, все трое бегут к боковому подъезду армейского здания.
Уже почти все музыканты по тревоге в канцелярии оркестра собрались (Правильнее сказать в каптёрке), кроме старшины оркестра, естественно, дирижёра, и… Но распахивается дверь, в канцелярию один за другим вваливаются запыхавшиеся Трушкин, за ним Кобзев и Тимофеев… Последние в одном нательном армейском белье с завязками, и босиком…
Взорвавшись хохотом, музыканты принялись тормошить их и подтрунивать над ними. Действительно, смех было смотреть.
— Ну, дела, — давясь смехом, Валентин Завьялов указывал пальцем. — Как наши коллеги на тревогу стали собираться… Ну, писец, орлы! Дожили! Ха-ха-ха… Ну, гвардейцы, чуваки! Настоящие патриоты. Ха-ха-ха… Откуда, вы, братья? Чужие мужья что ли домой неожиданно вернулись, да? С блядок?
Кобзев, скривившись, подыграл.
— Нет, мы из стриптиз-бара. Нижнее бельё там демонстрировали. В-во, в-во… — шутовски изобразил несколько не то эротических, не то атлетических поз… Музыканты покатывались со смеху. В кои то веки случается такое представление. Хохма! Цирк! — Тимоху, вон, чуть на сувениры девки не разорвали… — кивнул Кобзев. — Да, Жека? Полный атас!
— Это заметно… — вытирая слёзы, заметил Мальцев. — Ну, отхохмили, мужики. Ну, молодцы. Давно так не смеялся… Трали-вали… Совсем проснулся.
— Ага, полный мажор!
— А чего Трушкина или меня с собой не взяли? — продолжая веселиться, спросил покрасневший от смеха Завьялов, валторнист. — Мы б там тоже выступили…
Веселились все. Кроме двоих: Тимофеева и Чепикова. Первый еле сдерживался, чтобы не взорваться от злости, а Лёха Чепиков заметно закипал, приближаясь к такому же состоянию, смотрел сурово.
— Всё, хватит трепаться… — оборвал он. — Лучше скажите, кто знает, по какому поводу эта тревога… Или это розыгрыш, а? Если хохма, сразу предупреждаю, любому шею намылю, не посмотрю, срочник или прапорщик… Я серьёзно! В кои-то веки один с женой дома, понимаешь, на ночь остался… Ёпт… Одну только палку — на скоряк! — и успел бросить, и… Ну! — оглядел красные ещё, гаснущие в улыбках лица, обрушился на опоздавшую троицу. — Что это за цирк с кальсонами и тревогой… Полк спит, ни офицеров, ни машин… Окна в казармах тёмные… Что такое? Кто это придумал? Да оденьтесь вы, Гераклы… Светите тут… чреслами…
«Гераклы» действительно уже одевались. Вынимали из стеллажа, снимали с плечиков свою парадную форму, другой — «дежурной» — не было, надевали на исподнее, натягивали сапоги, преображались.
— И я бы тоже хотел знать, — угрюмо и с угрозой, заметил и Тимофеев. — Мы с Сашкой в первую очередь хотим это знать, как пострадавшие: кто нас в санчасть так подло сдал? Кто?
— В какую санчасть? — не отойдя ещё от смеха, переспросил Завьялов.
Удивился и Чепиков. Теперь лица собравшихся музыкантов отображали удивление, изумление, больше недоверие.
— Вас? В санчасть? В нашу? Как это? За что?
— Да, в санчасть! А где же мы по вашему были всё это время? — заметно зверея, обиженно возмутился Тимофеев, почти рычал. — В санчасти!!