Аллегро

Почему КПП воинского подразделения, вместе с контуром ограждающего забора называют передней линией — всем понятно. За ней и начинается наша армия, как за окопами этими, вернее там она и живёт. Днём, как уже говорилось, сама себе там чего-то копошится, ночью спит-храпит. Но опять же подчеркнём — не все спят-храпят. Кому положено — те точно не спят. Сон, и всё что там, с внутренней стороны забора, надёжно стерегут: наряд для этого регулярно назначаемый, дежурные, дневальные, часовые…

И если театр, как знающие люди утверждают, начинается с вешалки, то воинское подразделение именно с КПП. С Контрольно Пропускного Пункта. Очень строгое определение. Специфически суровое. КПП… И помещение такое же аскетически-строгое. Обычно это небольшая комната с парой окон без занавесок — одно на улицу — «в город», другое на проходную с вертушкой. Есть и стол с настольной лампой и толстой амбарной книгой на нём… парочкой-тройкой громоздких армейских телефонов, возможно дореволюционным пультом селекторной связи, двумя-тремя расшатанными стульями, продавленным диваном. Ещё одной дверью — она закрыта (чтобы не перепутать с чем-нибудь специфически армейским), с табличкой: «Комната для свиданий». Воздух на КПП всегда затхлый, прокуренный, с примесью запахов кожи, сапожного крема, пыли, пота и портянок.

Сейчас, на таком именно КПП — на нашем КПП, — за столом дремлет тот самый офицер, майор Митрохин. Кругленький, аккуратненький, одеколоном пахнущий, обычно живой, подвижный, сейчас — сонный. По времени и обстоятельствам сонный. Ноль сорок три минуты на круглых настенных часах. Видите? Что даже в армии означает полную ночь. Не абстрактную или виртуальную, а самую настоящую (считай желанную для солддат!) ночь! Ночь… В наряде можно и чуть расслабиться. Майор в кителе, портупее, в фуражке, прочей, соответствующей данному назначению военной форме: в сапогах, с пистолетом в кобуре, с красной повязкой ответственного дежурного по полку на левой руке, с соответствующим выражением лица «стой-кто-идёт». Здесь же двое срочников. Они молодые. Полугода не отслужили. В наряде паца… эээ… солдаты. Задача у них, как и забота — совсем простая… «Была бы страна род…» Нет, стоп, стоп! Это не подходит, потому что лирика (предмет в армии абсолютно неуместный, тем более в наряде). В наряде задачи сугубо военные и чрезвычайно ответственные: пол в помещении КПП два-три раза помыть-намочить, за водой, когда пошлют, сбегать, мусор вынести, возле ворот метёлкой поработать… Вскакивать, когда офицеры и прапорщики на КПП входят, вытягиваться и честь отдавать. Попеременно, когда требуется, открыть-закрыть въездные железные ворота — днём часто, ночью обычно и не приходится… Под самое утро если. И всё вроде. В общем, быть на подхвате… эээ… служить, то есть! Сейчас ночь, открывать-закрывать ворота практически не требуется, мыть-подметать тоже, сидят на диване «молодые», чутко дремлют… Тихо — пока! — скучно, сонно. Тоже расслабились… Сейчас вроде и можно!

Тишину неожиданно прерывает нарастающий шоркающий топот сапог… Срочники с трудом приоткрывают глаза, чуть-чуть только, как и майор. Шаги слышны с внутренней стороны подразделения, наверняка принадлежат помдежу, в возрасте уже прапорщику из роты связи. Так громко и уверенно шагать больше и некому. Ночь же. Штабные и прочие офицеры давно ушли, кому так предупреждающе топать? И точно, именно он, помдеж, как все и предположили, и даже не испугались, с шумом вваливается на КПП. На рукаве красная повязка с соответствующей надписью, он в портупее, с пистолетом в кобуре. С ним двое срочников, сержанты. Тоже «наряд тащат». Но они со штык-ножами в ножнах, сами в парадках, с нарукавными красными повязками. Группа только что совершила очередной обход всего подразделения. Это непременно. И чтоб не уснуть. Так положено. Служба. Устав.

— Всё в порядке, товарищ майор, порядок, — плюхаясь на стул, на немой, выразительный взгляд дежурного офицера, бодро рапортует помдеж. Удобнее умащиваясь, ёрзает на стуле, вытягивает ноги — устал! — достаёт сигарету, прикуривает. Сержанты привычно сталкивают с дивана рядовых солдат, срочников: ну-ка, молодые, на улицу… Пошли, пошли. Нечего тут… рассиживаться. Молодые ещё.

Майор с трудом переводит сонные глаза от затёртого журнала без обложки, сама обложка с «заманчивым» телом молодой актрисы, лежит где-то в боковом ящике стола, припрятана, через паузу лениво спрашивает.

— А эти?..

Помдеж вопрос схватывает на лету, бодро отвечает. Потому бодро, что хорошо взбодрился. Полчаса прогулки по территории — сна как не бывало. К тому же, нагрузка на физику, променад по лестницам, туда-сюда заходя-заглядывая, — прокачивают систему.

— А — эти?!.. — восклицает он, демонстрируя бодрость и усердие, докладывает. — Да, мы прошли, посмотрели Чудят похоже музыканты, товарищ майор. — Замечает с пониманием, но осторожно. — Может, начальнику штаба на всякий случай позвонить, справиться, или их дирижёру, а? Непонятно… Странно как-то. А может, и правда репетиция?

— В смысле? — продолжая дремать, меланхолично интересуется майор.