– Трис, это нормально, – радостно заметался под потолком вредный призрак. – Главное, не одеваться больше, чем сейчас, и тогда наверняка все получится как надо!
Я закашлялась.
– Прочь отсюда, охальник! – сердито отмахнулась Гаори. – Нечего пялиться на госпожу, когда она не одета! Прочь, я сказала!
Мне совсем поплохело. Но, к счастью, она не связала угрожающе красный цвет моего лица со словами дерзкого духа. Кажется, подумала, что я просто поперхнулась, потому что подошла, деликатно постучала меня по спине, с сочувствием посмотрела, как я задыхаюсь, а потом виновато вздохнула.
– Госпожа, вам что-нибудь принести?
– Н-нет. Скажите лучше, что-нибудь известно о шиирах? Что там случилось, пока меня… э, не было?
Одновременно я бросила многообещающий взгляд на ухмыляющегося призрака, молча поклявшись, что еще отомщу ему за то, что он швырнул мою душу через зеркало Иира. Я ведь все помню. Так что пусть не надеется, что это сойдет ему с рук.
– Ничего страшного, – тонко улыбнулась женщина. – Пока шииры не сделали по отношению к нам враждебных шагов. После вашего… э-э, поступка… они ушли в Иир и больше ни разу не показывались. Там тихо, госпожа. Так тихо, что мы не слышали даже Скорбного гимна.
Мгновение подумав, я откинулась на подушки и прикрыла глаза: живой. Раз по нему не спели похоронную песнь, значит, он живой и, вполне возможно, совсем поправится. Значит, я справилась, сумела его спасти, вернула… боже, как же мне хорошо! Живой…
– Отдыхайте, госпожа, – по-своему истолковала мою слабость Гаори. – Вам нужно восстанавливать силы. Если что-то потребуется, поблизости обязательно будут сестры. Только шепните.
Она снова поклонилась и вышла, покачивая при каждом шаге изящными крыльями. А я сползла под одеяло и уже там блаженно заулыбалась.
Ширра… ох, Ширра… как же я рада, что ты живой!
– Трис? – осторожно коснулся меня Рум. – Ты… это… не сердишься, а?
Убить бы его, гада двуличного, но мне было слишком хорошо, чтобы злиться.
– Трис, я… знаешь… я, наверное… ну… должен был предупредить…
Я наконец села и заглянула в его бессовестные глаза. Рум сразу сник, как-то подозрительно поблек, сгорбился. Но мне больше не хотелось выяснять отношения.
Да, я знала, что в Иире он поступил со мной не очень хорошо. Знала хотя бы потому, что теперь понимала многое из того, о чем раньше не подозревала: о духах, о душах, о невидимых нитях и тех оковах, которые неумелые маги пытаются накладывать на своих призрачных слуг.
Загвоздка в том, что никто и никогда не сумеет отдать больше, чем у него есть. Никто не подарит тебе то, чем не владеет, а Рум… у него не было ни прав, ни возможностей, ни сил, чтобы отдавать мне то, чем наделил его мир теней.
В тот день, как ни грустно, мой коварный друг не пожертвовал собой, а всего лишь наложил на мой риал какое-то хитрое заклятие, чтобы в нужный момент он отдал мне накопленную мощь сразу. Целиком. И послужил бы той самой опорой, от которой я смогла бы уверенно оттолкнуться.
Рум не трогал мои крылья. Он почти не касался моей ауры, а вместо этого схитрил, создав мне нужный настрой, слегка поторопил события и красиво исчез, чтобы не попасть под удар, когда моя истинная сила по-настоящему проснется.
Впрочем, за это я его не виню: трудно быть духом и сохранить себя там, где бушует сила Танцующей. Если бы он не ушел, я могла бы вышвырнуть его в мир теней надолго. И тогда он бы не смог меня направить, не сумел бы подсказать и не помог вернуть к жизни Ширру.
Ох, Рум… мой старый и новый друг. Это ведь ты танцевал со мной в ночи, помогая впервые открыть тропу меж мирами. А потом взял за руку и уверенно повел вперед, через сомнения и страхи. С тем, чтобы я наконец нашла одну-единственную смутную тень, потерянную и заблудшую душу. Подхватила ее и вернулась обратно. Вдвоем. С ним.
Разве должна я винить тебя за это?
– Прости меня, Трис, – тихо шепнул бывший повелитель Шаиира.
– Прощаю, – так же тихо прошептала я, прижимая к груди теплый золотистый комочек его любящей души. – Я всегда тебя прощаю и очень люблю, что бы ты ни натворил.
Мы довольно долго сидели вот так, прижавшись друг к другу и размышляя каждый о своем. Я вспоминала все, что со мной случилось за эти месяцы. Он, наверное, думал о том, как же сложится наша жизнь, когда аллиры и шаддары, будучи в состоянии шока, временно прекратили боевые действия, и непонятно, как долго они смогут поддерживать это вынужденное перемирие.
Так странно было просто вот так сидеть и вместе молчать, заново вспоминая и оценивая свои поступки. Сознавать, что за время, что я провела с Ширрой, мне многое открылось. Я многое поняла. Нашла хороших друзей. Изменила мнение об этом мире. Прошла через леса, болота и горы. И оставила в прошлом ошибки, которые все-таки успела совершить…
И вот последняя мысль отчего-то задержалась в голове.
Не знаю почему, но я вдруг вспомнила рассказы старого лекаря Омнира, горькие слова Рума и слова Ширры о том, что всем нам будет трудно измениться. Потом вдруг подумала о матери… точнее, о своей настоящей матери… а затем подскочила на месте и принялась лихорадочно одеваться.