Алло, милиция?

Поле деятельности для «пятака» было неизмеримо шире, чем у контрразведки. Как только закончились хрущёвские времена, в период которых сажали за анекдоты о Никите Сергеевиче, а за отдельные преступления ничего не стоило ввести смертную казнь задним числом и расстрелять осуждённых, силовое давление на общество снизилось. Люди тут же развязали языки. В любой компании наперебой рассказывали политические анекдоты. «Феликс Эдмундович! Вы занимались онанизмом? — Нет, Владимир Ильич! — Зря, батенька, зря. В условиях сибирской ссылки пгиприятнейшая штука». За них больше не арестовывали, а какой-нибудь инженер или слесарь вполне мог рассказывать либо ржать над чужими анекдотами. Влияние «пятака» сказывалось при решении серьёзных кадровых вопросов. Назначение на любую должность, входящую в список номенклатуры райкома или обкома партии, тем более — номенклатуры ЦК КПБ, обязательно согласовывалась с госбезопасностью. Обладатели языков без костей неожиданно для себя получали отказ в повышении. Естественно, «пятак» зорко следил за всеми студентами немногочисленных белорусских юридических вузов, будущими прокурорами и судьями.

Внедрение агента «Вундеркинд» в Первомайку было удачей. А если студент хоть что-то полезное узнает — удачей вдвойне, позволяющей утереть нос зазнайкам из Второго главка. Раскрытие преступления даст шанс самому перевестись в этот более престижный главк и поглядывать свысока на оставшихся в «пятаке».

На фоне радостных предвкушений Образцов вдруг получил холодный душ. Начальник управления по Минску и области приказал организовать встречу «Вундеркинда» с заместителем начальника контрразведки Сазоновым, ответственным за работу по теракту на Калиновского в целом. Разумеется, слово «теракт» не употреблялось ни в документах, ни даже в частных разговорах, заменяясь на нейтральное «инцидент».

Егор сам вышел на контакт, предложив пересечься в ближайший вечер. Лучше, конечно, перехватить его, просветить — что можно раскрыть Сазонову, а где лучше промолчать. Если агент проболтается контрразведке, что куратор скрыл его амнезию, выносил совсекретные бумаги из кабинета, это — полная задница. Последствия даже представить невозможно. Но начальник управления дал поручение, не позволявшее сорваться из кабинета ранее семи вечера, хоть порвись…

Не имея выбора, Образцов положился на удачу и некоторую замкнутость «нового» Егора. Авось не скажет лишнего. Но досидел до вечера как на иголках. Если даже не как Жанна д'Арк на костре.

Когда они на машине Сазонова подъехали к спорткомплексу «Динамо», тренировка каратистов уже началась. Оба вышли на галерейку, откуда просматривалась вся площадка додзё.

— Николай, помните? — спросил Сазонов. — В нашей юности не было этого повального увлечения карате и прочим руко— и ногомахательством. Я вырос на Грушевке. Рубились квартал на квартал, выламывая штакетины из заборов, но нунчаки никто не носил. Хоть и пригодились бы. Дрались по рабоче-крестьянски.

— Я на Северном посёлке взрослел, та же картина. А потом, как притащили фильмы про Брюса Ли, самиздатовские книжки начали печатать, понеслось. Теперь на Востоке-1 живу. Знаете, в каждой школе есть секции. Чуть ли ни в каждом подвале тренировочный зал. И вот что скажу вам, Виктор. Это совершенно не то массово-физкультурное движение, что было перед Великой Отечественной. Тогда парни готовились идти вместе на фронт — Родину защищать. Эти же индивидуалисты. Бьются один на один, один против двух, трёх, пяти. Понимаешь? Не на товарищей думают надеяться, а самому разобраться.

— Да. Милиция вроде как контролирует эти секции, осенью ввели уголовную ответственность за незаконное обучение карате, толку нет, — согласился Сазонов. — Учатся драться чуть ли не все, у кого две руки и две ноги, потом идут на улицу проверить — кто из них больше Брюс Ли. Говоря казённым языком, тлетворное влияние Запада в действии. Кто из них — наш?

— Тот, рослый. В паре с Тимофеем. Тренер сейчас с ним сам работает. Говорит, у Егора ослаб контроль. Может ударить и покалечить товарища.

— В самом деле? Двигается хорошо. Такого и в «Альфу» можно брать. Подучить год-два.

— Виктор, не надо его никуда двигать. Ни в «Альфу», ни к вам. «Вундеркинд» недоверчив, замкнут, может огрызнуться. Уверен, будет недоволен, увидев рядом с куратором другого сотрудника. Очень боится раскрытия, в студенческой среде хейтят доносчиков.

— Хейтят?

— Словечко самого Егора. От английского слова «ненавидеть».

В этот момент обсуждаемый ими человек влепил жестокий удар ногой тренеру в грудь, опрокидывая того на спину, и тут же влепил в пол рядом с его головой, имитируя добивание упавшего. Будь на месте удара кулаком кирпич, крошево разлетелось бы по всей площадке.

— Его скорее девятое управление к себе перетащит. Готовый киллер. Николай, зови это дарование. Хочу вблизи посмотреть.