Алло, милиция?

– Мама заболела, – призналась она, сидевшая рядом на подоконнике, помнившем пятую точку множества студенческих пар, не имевших в этот момент возможности уединиться в более подходящем месте. – А завтра у меня первый экзамен зимней сессии. Как раз по кафедре, куда собралась в аспирантуру. Калі б я была ўпэўненая…[16]. Сложный экзамен. А его обязательно надо сдать на «отлично».

Он обхватил её рукой, чувствуя, насколько тонкое и хрупкое девичье плечо.

– Метнуться в Гродно после экзамена успеешь?

– Нет. Дорога туда, дорога обратно. Даже если буду читать учебник и конспекты в поезде, много времени потеряю. Поеду на каникулы, после двадцатого, – Настя подняла голову к Егору. – Хочешь со мной? Правда, комнаты будут разные, родителей не хочу смущать.

– Тогда какой смысл? Шучу! Прости, у пятого курса нет зимних каникул. После практики начинается диплом, – точно он этого не знал, больше говорил наугад, оправдывая репутацию «американского шпиона».

– На выходные сможешь, если захочешь. Я дам тебе свой гродненский телефон, хорошо?

– Конечно, звонить буду. Приехать постараюсь, но не обещаю, – на ухо он шепнул: – Важно ещё на месячные не попасть.

– Не попадёшь. Они вот-вот начнутся. Потому я немного дёрганая, не только из-за экзаменов.

Предложения использовать момент, когда можно обходиться без контрацепции, не поступило. Егор был до сих пор на взводе от дневных переживаний. И, наверное, не отказался бы… Вот только беспокоило: на теле, похоже, остались следы ногтей Инги. За день не заживут.

– В Минске есть неоконченное дело. И не знаю, когда с ним разберусь.

– Какое? В милиции?

– Да. Помнишь, я перед Новым годом ездил в Москву? Как раз в то время, когда с Варей и другими нашими пили пиво в поезде и смеялись, два урода ограбили сберкассу напротив Политехнического института. Пытались скрыться, но их расстрелял милиционер из отдела охраны. Мне удалось доказать, что взрыв в гастрономе на Калиновского сделан с целью отвлечь внимание, милицию со всего города бросили туда – в оцепление, чтобы не допустить панику. Кстати, слухи и панику они не пресекли, а спровоцировали.

– Ничего себе… Ты раскрыл преступление?

– Какое там – раскрыл. К задержанию этой парочки не имею отношения. Старший из бандюков, кстати, уполз. Потом умер от потери крови и переохлаждения. Где-то на свободе остался сообщник, непосредственно взорвавший газовый баллон. Пока его не найду, он может взорвать что угодно, а дело нельзя считать законченным, – увидев, как округлились её глаза от доверенных тайн, добавил: – Ни девочкам в комнате, никому – ни единого слова. Ты поняла?

– Обещаю, – ответила она несколько разочарованно. Наверняка предвкушала, как похвастается перед подругами, какой у неё важный и информированный кавалер.

Обменявшись после этого ещё десятком-двумя мало что значащих фраз, они расстались. Перед сном Егор осмотрел себя в зеркало и убедился – «боевых» шрамов он не получил. Ни стыдиться, ни хвастаться нечем.

* * *

Утром следующего дня Лёха ждал Егора с подарком. О нём студент узнал, как только открыл дверь в кабинет. В нос ударил отвратительный смрад бомжатника.

Посреди кабинета восседал источник амбре.

Лёха открыл форточку. Граждане, проводившие ночь в милиции в состоянии алкогольного опьянения, наутро всегда пахнут одинаково, независимо от предыдущего аромата. Не розами.

– Привет, стажёр. Гиви заказывал? От Говоркова тебе презент. Пантелеич квартиру сдаёт на Калиновского, 50. Кавказцу. Колись, Пантелеич. Нам нужны фамилия, имя, отчество твоего постояльца, место прописки. Желательно – фото.

Тот сразу заявил целый райдер: выпить воды, потом «залить горящие трубы» и чем-нибудь закусить. Егор дёрнулся было встрять, объяснить – кто в доме хозяин. Лёха показал глазами: забейся в угол и не отсвечивай, я сам.

Беседа с задержанным началась с темы его желаний.

– Не многовато ли хочешь, Пантелеич? Может, тебе ещё путёвку в Пицунду?

– Отвали, мусор! За что меня вообще держат? Мне штраф выписали – я пшёл домой.

Коричневая куртка субъекта, наверное, помнила времена, когда Никита Сергеевич тряс руку Гагарину или стучал по столу в ООН. Спутанные седые волосы, довольно густые для почтенного возраста задержанного, лежали беспорядочной копной, соприкасаясь на лице с клочковатой бородой. Действительно по погоде были лишь пятнистые штаны, впечатление от них разбивалось о вьетнамки поверх дырявых носков… Среди зимы!

Он попытался встать. Егор выскочил из угла, куда его сослал Лёха, и надавил на плечи Пантелеича, заставив вновь опуститься на стул.

– Не торопись. Нам ещё долго тереть, – с этими словами опер потянулся к графину и глотнул прямо из горлышка. – Что ж ты так выглядишь скверно?

– Ну, выпил…

– Я не про жёваную харю. Одет в рваньё, не стрижен, в тапках… Разит от тебя. Фу-у! А пенсию получаешь…

– Её моя баба забирает!

– …И квартиру сына сдаёшь, пока он на зоне. Нетрудовой доход, между прочим.

– Вот на эти деньги и пью. На честные. Не ворую!

Лёха хлопнул в ладоши.