Алло, милиция?

В полном опустошении рухнул на койку, не раздеваясь. Провалился то ли в сон, то ли в какой-то бред, невзирая на шум, создаваемый соседями по кубрику. Калейдоскопом мелькали лица Бекетова, Сазонова, грузин, Прокофьевны и почему-то Папаныча. Наконец, лицо Инги, перекошенное и молящее. Потом раздался её голос:

– Егор!

Он не успел удивиться, почему голос стал таким звеняще высоким, как раскрыл глаза и увидел Настю.

– Да?

– Спишь? Я теорию сдала на отлично!

– Рад за тебя.

– Так пошли чаю попьём, отметим.

Под взгляды парней, ни один из которых не имел постоянной подруги, Егор покорно последовал за Настей.

– На тебе лица нет!

– Хорошо, что только лица. Я раскрыл убийство. И услышал: не тронь. За него вступилось высокое начальство. Спишем на несчастный случай.

Настя остановилась.

– Ты шутишь!

– Конечно – шучу. Так не бывает. Просто… много хлопот.

– Не надо так. Мурашки по коже.

– Хочу быть мурашкой. И ползать, ползать, ползать…

– По мне? Ядя дома. В другой раз.

Наверное, присутствие Ядвиги пришлось в тему. После услышанного в КГБ Егора совсем не тянуло на нежности, про мурашки он пошутил машинально.

Девочки наливали чай и бурно обсуждали экзамен, столь важное дело, что важнее не бывает в жизни, бесконечно далёкое от дальних дорог и разбитой машины с насмерть замёрзшим водителем.

– Его-ор! – штурхнула его Настя. – Ты сам не свой. Что там с делом на Калиновского?

– Практически закончено. На стадии опыления.

– Чего?!

– Покрывается пылью. А почему ты спросила?

– Ты говорил дело – необычное, – она стрельнула глазами в сторону Яди, словно спрашивая, можно ли при ней. – Сам Калиновский – человек необычный.

– Из школы что-то помню про восстание Кастуся Калиновского. К убийствам на улице его имени он имеет отношение?

– Нет. Его повесили больше ста лет назад. Но сам он убивал, да. Самые знаменитые его слова: «Топор крестьянского восстания не должен останавливаться над кроваткой младенца».

Егор ухватился за услышанное как за ниточку, чтоб вытянуть себя из пучины меланхолии отвлечением на что-то иное. Пусть даже абсолютно ему ненужное.

– Так чего его именем улицу назвали?

– Он же революционер, борец с царизмом. Короткевич воспел его в книге «Каласы пад сярпом тваім».

– Не читал.

– Скажешь, и «Дзікае паляванне караля Стаха» не читал? – изумилась Ядвига. – Ну хотя бы на русском смотрел фильм «Дикая охота короля Стаха»? Нет? Какой же ты после этого белорус?

– Усидчивый и упорный. Учился, тренировался, извините.

– Вот Киплинга по-английски помнишь! – не унималась заведённая Ядя.

– Так английский сдаётся на юрфаке, а белорусский – нет, – парировал Егор.

– Да, он такой. Космополит. Не понимает разницы между русским и белорусом, – вступилась Настя. – Я его принимаю таким и не пытаюсь переделать. Тебя же куда-то приглашал сосед Егора по комнате. Того и перевоспитывай.

– Толку-то, – скривила губы Ядя. – Он ни Короткевича, ни Киплинга не знает. Они оба в Лунинце не модные.

– Девочки, не спорьте из-за нас, мужиков. Лучше спойте. Я сегодня гитару не попрошу, лучше сам послушаю.

Под костровые песни Никитиных, Окуджавы и Визбора тоскливые мысли никуда не исчезли. Этот вечер обнажил предел возможностей: миловаться только с простушками-филологинями, расследовать преступления, ожидая, что в любую секунду наездник натянет повод и скажет «тпру». Стать человеком системы, принять все её правила и условности? Для такой роли куда больше подходит прежний Егор, зубрила, стукач и подхалим. С другой стороны, кто сказал, что их поменяли местами ради «великой» цели? Ради какой цели слон раздавливает жука? Просто – случайность, стечение обстоятельств.

Не желая мириться с очевидным, Егор распрощался с девочками и спустился к телефону-автомату. Набрал домашний Инги. Говорить не собирался. Просто хотел услышать её низкий спокойный голос. Зная, что она за деньги делит постель с убийцей.

На его совести Гиви. И, возможно, ещё несколько человек. Бекетов ничего не боится, потому что есть люди, покрывающие любые его преступления.

С Ингой у Егора нет будущего. Но и нет места равнодушию, если с ней что-то случится. Нельзя придавать много значения сексу, пусть – эпизодическому. Положа руку на сердце, скорее всего – первому и последнему. В то же время между партнёрами устанавливается какая-то связь. Поэтому не безразлично, произойдёт ли с ней что-нибудь до февраля.

Долгие гудки.

Независимо от запретов Бекетова, росло ощущение, что часть его жизни, короткий эпизод с Ингой, который вряд ли перерос бы во что-то большее, закончилась. Отрезало. Несмотря на стратегические планы самой Инги, подслушанные во время её разговора с Прокофьевной.

Чем бы ни окончился нынешний кризис.

В конце концов, Егор её предупредил. Ещё раз сказать – Бекетов смертельно опасен? А что это изменит?

Глава 20

Плохие предчувствия оправдываются чаще хороших. И всё равно, невзирая на предупреждение из глубин подсознания, новость ошарашила.

Вильнёв как раз распекал практиканта за прогул без предварительного согласования, как к ним в кабинет ввалился Лёха и, едва поздоровавшись, вывалил:

– Твоя свидетельница погибла.

– Кто…