Алло, милиция?

– Кто она или кто её? Её ты знаешь хорошо. Инга Дауканте. Первая версия – самоубийство, наглоталась снотворного. Кто ей помог самоубиться, знаешь не хуже меня.

Голос Лёхи отдалился. Слова долетали и даже фиксировались сознанием. Но словно из-за плотной ширмы.

– Прикрой рот, – рявкнул Вильнёв. – Эй, стажёр! Ты с нами? Что тебя так торкнуло?

– У него был интимно-деловой контакт со свидетельницей, – бесстыдно заложил Лёха. – Папаныч выехал полчаса назад. Собственной персоной. Всё же труп. Егор, может, и ты?

– Обожди, – осадил его капитан. – Егор? Ты справишься? Тебе это надо?

Картинка, наконец, обрела резкость. И сыщик, и замначальника отделения и виделись, и слышались вполне отчётливо. А капитан даже удивил внезапно прорезавшейся человечностью, но сейчас было не до него.

– Посмотреть – не горю желанием. А вот отдать под суд сукиного сына – очень даже.

– Вали, – расщедрился Вильнёв. – Работник из тебя сегодня никакой. Блин, присылают из БГУ всяких недоделанных…

Окончание фразы Егор расслышал уже на бегу.

Только выскочив из РОВД в незастёгнутой куртке и с шапкой в руках, понял, что спешить, в сущности, некуда. Выбор, сделанный Ингой, привёл её к логическому концу. Успеть до выноса тела? «Запомни меня молодой и красивой», как пела Таня Овсиенко. На труп даже смотреть не хочется. Пусть эксперт и следователь описывают. А вот следы на месте преступления…

Даже не попытавшись поймать такси, Егор сел на троллейбус. Сжав поручень, убеждал себя лишь в одном: не сорваться, если там окажется Бекетов.

По левой стороне показался «Верас», среди машин на стоянке были заметны обе «шестёрки» – вишнёвая и белая.

Егор сошёл и, сдерживая желание перейти на бег, зашагал к трём столбикам. К выносу тела он успел. Что-то, покрытое простынёй, грузили в машину. Он бы ещё мог приблизиться и поднять край простыни, вместо этого свернул в подъезд.

Первым, у самого порога квартиры, увидел курящего Папаныча.

– Привет, стажёр. Давидович тебе сказал?

– Он. Как её убили?

– Инсценировка самоубийства. Пошли, сам всё увидишь.

Внутри, в шестнадцатой квартире, Трунов заканчивал заполнять бланк протокола осмотра места происшествия. Эксперт сворачивал нехитрую аппаратуру. Две тётки, скорее всего – приглашённых понятыми, жались к окну.

– Лежала на спине в спальне, – экскурсоводствовал Папаныч. – Практически голая, в полупрозрачной порванной ночнушке. – На губах потёки чего-то белого, незначительные. На прикроватной тумбочке – стакан с водой, на три четверти полный.

– Где он?

– Следователь забрал как вещдок. На нём только узкие женские отпечатки. Сто процентов – самой Дауканте. Была коробочка со снотворным, почти пустая. Если была до этого полная – доза в несколько раз больше летальной.

– Трахалась, – добавил Трунов. – Считай, умерла с кайфом. Тело поднимали – из влагалища сперма полилась.

Его ситуация не забавляла, но и не напрягала. Девочка расстроилась, что отдалась не тому. Или трахаль обещал жениться, потом кинул. Вот и наглоталась дряни. Бывает. Дело житейское, не впервой.

Действительно, на простыне виднелось пятно.

Егор пощупал подушку. Сухая.

– Папаныч! Если потёки на щеках, жидкость должна была попасть на подушку?

– Само собой. Ну? Ищи подсказки, юниор. Что-то не заметишь, я подскажу.

– Если мокрую подушку заменили сухой, где мокрая?

– В шкафу посмотри.

Она действительно лежала в шкафу. Не мокрая, но очевидно влажная.

– Андрей, занеси в протокол! Второе. Я как свидетель, хорошо знавший потерпевшую, заявляю: она была аккуратистка. Уж точно не отправилась бы на тот свет в рваной после секса ночнухе. Третье. Если бы она встала после секса и пошла наполнять стакан водой, из неё всё бы вылилось при ходьбе. Четвёртое. Почти полный флакон таблеток не пропихнёшь внутрь, запив глотком воды. Почему стакан полон на три четверти? Я отвечу: Бекетов, а ты его будешь допрашивать, он последний видел её живой, каким-то образом закачал ей в глотку снотворное, размешанное в стакане в виде суспензии, пролив на подушку часть, потом вымыл стакан и поставил на место, удалив свои пальцы и прижав стакан к её руке.

– Понятые! Я закончил. Подпишите на каждой странице. Здесь и здесь, – он повернулся к паре первомайцев, излучая особое, сверхчеловеческое понимание вопроса. – Существует особое мнение, высказанное на таком уровне, что ни мне, ни тебе его не оспорить. Знай: имело место самоубийство. Поэтому не вижу причин тревожить Бекетова и вызывать для дачи объяснений.

– Падла ты, Андрей. Грохнут тебя, мы тоже запишем в протокол: сорок восемь ножевых и три пулевых, какое страшное самоубийство! Но – ты сам решил. Тебе и отвечать. Пиши отказной и спи спокойно по ночам, – Папаныч положил мясистую пятерню на плечо Егору. – Пошли отсюда.

– Мужики… Думаете мне приятно… – мяукнул следователь вдогонку, но его уже не слушали.

У подъезда Папаныч снова закурил.