Алло, милиция? Часть 2

Он, конечно, отличался в лучшую сторону от столовки Минского часового завода, куда после приключения с ГРУшниками не тянуло обедать, и сильно выигрывал в размерах. Как правило, ресторанчики и кафешки 2000-х годов делались небольшими и максимально уютными, зато их было много. В СССР предпочитали «предприятия общественного питания», масштабом соперничающие с промышленными. А чтоб не простаивали, количество мест в них на душу населения держали мизерным, чтоб люди стремились попасть сюда, в эти огромные пространства, большие, чем фудкорты в постсоветской России.

— Комплексный обед будете? — произнесла официантка тоном, не терпящим возражений.

— А из ресторанного меню? — эту попытку Егор предпринял сугубо для очистки совести.

— Можно. Но ждать два часа.

— Хорошо, давайте комплексный, — торопливо согласилась Настя. — Егорушка, здесь хорошая кухня, и комплексы хорошие.

В комплексное меню вошли два сета на выбор: рыбный суп и шницель с пюре либо борщ и минтай с кашей. Борщ со шницелем не сочетался ни под каким предлогом.

Настя поклевала борщ и салат, половинку второго блюда отдала Егору.

— Расскажи про «Песняров».

— Гении, чей пик славы прошёл, они ищут новый путь, но, похоже, не найдут.

— Почему?

Он рассказал о метании между попсой и претензией на камерность, об уходе ведущих музыкантов. О том, как Мулявин сделал настоящий прорыв в белорусской музыке, объездив десятки деревень, слушая народных исполнительниц, родившихся ещё в прошлом веке, «спявачак», улавливал разницу между российской и белорусской мелодикой. Придумал особый музыкальный рисунок для «Лявонов», позже ставших «Песнярами», что прославило их на весь СССР, вывело в Европу и в Соединённые Штаты. А потом всё покатилось вниз. На той же новогодней дискотеке в «мраморном» зале БГУ звучала одна иностранцина — попса и рок. Подспудный протест против замшело-советского привёл к болезненному интересу на всё западное. «Песняров» потеснила Итальянская волна, Новая волна, панк-рок, а также традиционные рок-н-ролл и тяжёлый металл. С 1979 года Мулявин периодически скатывается в запои. Отвалился Борткевич и другие, у оставшихся — брожение.

— Наверно, зря я тебя о них расспросила. Они были кумирами!

— Да, зря. Всё в жизни имеет изнаночную сторону. Звёзды, поющие со сцены про любовь и добро, в частной жизни оказываются мелочными и вредными. В каждом дворце есть котельная с копотью на стенах и канализация, совсем не обязательно совать туда нос.

— Но ты же суёшь!

— Из меркантильных соображений. Там больше заработок, чем в милиции. Если, конечно, не брать взяток.

По окончании трапезы Егор подошёл к администратору заказать столик на вечер.

— Все заняты! — безапелляционно отрезала дама, не чертами лица, а скорее повадками удивительно напомнившая Прокофьевну из «Вераса».

— Я жилец гостиницы.

— Ну, вас же накормили обедом.

— Не поверите, я иногда и поужинать люблю.

Он сунул трёшку. Пальцы с длинными малиновыми ногтями показали пять.

— Ваш столик недалеко от сцены, будет удобно послушать и потанцевать. Счастливого отдыха!

Примерно так же преображалась Прокофьевна при известии, что посетитель пришёл по протекции нужных людей, а не лошарик с улицы, готовый платить столько, сколько написано на бирке.

Они с Настей поднялись в номер. Девушка упорхнула где-то около шести, уставшая, но, похоже, ничуть не жалевшая о проведённом времени и готовая найти силы для продолжения.

А Егор набрал Сазонова. Тот находился на месте и, насколько можно проникнуть через броню невозмутимости, пребывал в хорошем расположении духа.

— Здравствуй. У меня Кабушкина. Есть сложности, но, думаю, мы придём к взаимопониманию. Как твои дела?

— Я в Гродно. Всё отлично.

— Когда явишься ко мне?

— Приеду ночным поездом рано утром в воскресенье, передохну пару часов и пойду на тренировку. После часа — к вашим услугам в любое время.

— Ничего горящего нет. В понедельник в десять. К своим коллегам пока не появляйся. Они разгребают события прошедшей недели, не мешай им.

Подмывало задать вопрос: что слышно с миной замедленного действия, оставленной Бекетовым под задницей ГРУ. Но, конечно, не по телефону.

Второй звонок он сделал Кашепарову. Тот был слегка под мухой и зол. Не без причины. На фирме «Мелодия» зарубили «Весёлых нищих». Намертво и без права апелляции. Муля всё же пытался жаловаться, пробился к какому-то чину в ЦК КПСС и получил отлуп: вы допущены на всесоюзную сцену и к зарубежным гастролям как фольклорный белорусский ансамбль, которому ни к чему песни на стихи англичанина Бернса из государства, являющегося теперь членом НАТО. Что при жизни британского поэта НАТО не существовало даже в проекте, для истинного коммуниста оказалось не важно.

— Что теперь?

— Муля вернулся в Минск и квасит, бля, как бы ни пыталась удержать его Пенкина. Хоть не люблю её, но сочувствую. В понедельник на репетицию не приходи. Позвони вечером. И я тоже приму на грудь… Полгода репетиций в жопу…

По поводу собственной фамилии на диске «Песняров» Егор сглазил.