— Знаешь, я соскучился. Хоть не виделись всего-то двое суток. Не знаю точно, что у тебя взорвалось в Гродно, но рад, что ты здесь. Располагайся и не уезжай, даже когда общагу проветрят.
— Мама взорвалась.
Больше ничего не объясняя, Настя принялась раскладывать вещи. Кроме сумки с тапочками и кучей мелочей она притащила довольно объёмистый чемодан. Скорее всего, вызывала такси.
— Меня покормили. Ты наверняка голодная. Хочешь, метнусь в гастроном?
— Я кое-что взяла с собой. И если не хочешь усугублять студенческий гастрит, позволь мне выбирать продукты и готовить. Конечно, у тебя талоны на спортивное питание…
— Обычная столовка. Только бесплатно. Расскажи про маму, скинь с души.
Настя оставила вещи в покое и уселась на неразложенный диван.
— Особо ничего не произошло. То, что и так все знали, стало очевидным. Утром в воскресенье отцу кто-то заложил, что видел нас с тобой в ресторане «Беларуси». И ты ничуть не подходишь под описание Антона. Значит, можно не притворяться, будто они верили, что я гуляю до полуночи и пахну вином, повеселившись в компании подружек.
— Эпитеты в свой адрес можешь опустить, у меня всё равно другое мнение, — Егор уселся напротив на новенький палас, застеленный вместо дырявого ковра.
— Папа сказал, что давно знает о моём разрыве с Антоном. Его отец чувствует неудобняк за сына. Мама истерила, почему же он ей не сказал, что знает. Слово за слово. Оба упрекали друг друга в том, что распустили дочь и не привили моральных принципов. Тут они правы. Если бы у меня имелись моральные принципы, я бы ещё позапрошлым летом послала маму подальше с её подкатами «забеременей от Антона» и сама бы решала, с кем и где.
— Сейчас ты сама решаешь, с кем и где. В новогоднюю ночь тоже сама решила, я только повёлся на твои намёки. Ты всё правильно сделала.
— Но при этом разосралась с родителями. Мама носилась по квартире как заводная, жестикулировала. Потом опомнилась, схватилась за почки, мол — как её скрутило, потому что всё из-за нервов, а причина нервов — это я. Теперь она прикована к дому и не может закрыть больничный, выйти на работу. Само собой, нуждается в уходе. А неблагодарная дочь два дня где-то шляется.
— Что ответила причина? То есть ты?
— Рассказала, как мама ходит по улице, когда не знает, что я её вижу. И тут Яна, моя сестра, обычно подхалимка и ябеда, всегда меня закладывавшая, говорит: «Правильно-правильно. Я тоже видела, как она идёт. Чуть ли не вприпрыжку». Мама в слёзы. Я на вокзал. Билет купила перед самым отправлением, снятый из брони. Папа успел пятьдесят рублей сунуть. Пришла с занятий — глаза красные от слёз и бессонницы. Смогла часок поспать, чтоб не испугать тебя своим видом.
— Не бойся. Я смелый и девушек не боюсь. Даже угрожающих покусать.
— Ну да… И ещё ты! «Ужинаю с дамой». «Не всё успею».
— А вот тут — тпру. Осади, — он подхватил её на руки и опустился на диван, усадив Настю на колени. — Надеюсь, ничего не изменится, и я на гастроли в Россию еду с «Песнярами». Если сыграю единственную песню, а на «Беловежской пуще» и других просто постою с гитарой без микрофона как мебель, то уже тоже — песняр. А после концерта девки ломятся, лезут в окно, прижимаются к стеклу голыми сиськами. В общем, тут только на доверии или никак.
— На доверии, — согласилась Настя. — Но чтоб я этого не видела и об этом не слышала.
Лёха с кем-то договорился. К обеду в гаражный кооператив подкатил «УАЗ-буханка», из него пара неторопливых мужиков вытащила баллоны, шланги и горелку. Этих же работяг Егор записал в понятые на осмотр. В кармане пальто, правда, лежал ключ от этого замка, но его происхождение объяснить сложно, поэтому просто ждал.
В 2000-е годы никому бы и в голову не пришло тащить автоген, проблему за тридцать секунд решила бы батарейная болгарка. Но в СССР не искали лёгких путей.
Пока сварщик разжигал пламя да резал дужку замка, Егор прикрыл глаза. При всём спокойном, даже циничном отношении к ситуации, видеть два трупа людей, которых он сам сделал покойниками каких-то полмесяца назад, было непросто. А потом начнутся вопросы, гипотезы, версии, приезд родственников-москвичей или родственников-кавказцев… Проблема уничтожить тела убитых всегда будет главной головной болью большинства киллеров.
Наконец, замок упал.
Лёха распахнул створки.
Гараж дыхнул на них запахом въевшегося моторного масла.
И пустотой.
Никаких ароматов разложения.
Ни «Волги» с кузовом «универсал», в СССР их почему-то часто называли «пикапами», ни трупов там не оказалось.
— Лёха! Ты говорил, что там какая-то чёрная машина!
— Ну, говорил. Может — показалось в темноте.
Сыщик только развёл руками.
В гараже нашлась порожняя пластиковая канистра, немного ветоши, деревянный ящик из-под пива. Собственно, всё.
Стараясь не выдать эмоций, Егор вытащил из папки бланк и принялся писать протокол осмотра. Лёха скомандовал рабочим, и они прихватили петли гаражных ворот сваркой, тогда не обязательно тратиться на новый замок.
Пока те грузили автоген в машину, Егор подобрал срезанный замок и, сказавши, что отойдёт отлить, удалился в сторону.