Алло, милиция? Часть 2

— С ней-то как раз решено, — возразила женщина непререкаемым тоном. — После окончания вуза устраивается в заочную аспирантуру и начинает работать ассистентом кафедры в Гродненском университете.

— Видите, как хорошо, когда заранее известно. Я определюсь только в октябре, когда получу диплом.

— Почему так поздно?

— Ну, ма! — вмешалась, наконец, Настя. — У мальчиков на юрфаке после пятого курса военные сборы на три месяца. Только тогда им вручают дипломы. Я же тебе говорила.

— И я тебе говорила. Ты собираешься жить с молодым человеком до октября. Без росписи и без определённости. То гржешне! И по католицким, и по человеческим законам.

— Мама! — Настя швырнула вилку, мелкие крошки пюре разлетелись по столу. — Кто бы говорил про «грешно», но не ты. Вспомни про моё «грехопадение» и своё участие.

— Антон — мальчик из хорошей семьи, — невозмутимо парировала та. — И уже давно был бы твоим мужем, если бы себя правильно повела.

— Он никогда не собирался на мне жениться. С твоей подачи — потрахался в своё удовольствие и свалил.

— Фу… Как ужасно сказалось на тебе милицейское влияние. «Задрот», «трахаться»… Вы, наверно, без меня и матом ругаетесь?

Пришло время вмешаться Егору.

— Что бы мы ни делали, одно гарантирую: если у нас с Настей будет дочь, мы точно никогда не подложим её под сына начальника ради моей карьеры.

— Матка боска… Настя! Как ты могла! Зачем Егору знать в таких подробностях?!

— Знает он или не знает, мама, это не влияет на мою оценку твоего поступка. Сожалею лишь о том, что тебя послушала.

— Нет, ну вы видели? Она жалеет, что слушается мать! Ты всего за два месяца неузнаваемо изменилась! Я никогда не видела тебя такой — вздорной, упрямой, непослушной. Цо то бендзе далей? Если останешься с ним до октября?

— Далей я хочу спросить вас, глубокоуважаемая Екатерина Вацлавовна, надолго ли вы в Минск? Скоро ли собираетесь домой?

— Пшепрашам… Вы меня выгоняете? Уезжаем сегодня же.

— Мама имеет в виду, что я должна ехать с ней немедленно. И писать заявление на перевод на заочное либо брать академку.

Егор спокойно доел второе, сдерживая эмоции.

— Дорогая, поставь, будь любезна, чай. Вам же обеим, дорогие дамы, скажу вот что. Настя на распутье. Вы поступаете по отношению к ней несправедливо, но она понимает, в любом случае — вы её мать. Как-то вам нужно налаживать отношения. Но остаться она хочет со мной и самой решать как жить дальше, без вашего нажима. Милая, твой выбор.

Она поставила чайник на плиту и села, подперев щёчку веснушчатым кулачком, обожая такую позу в задумчивости.

— Вот вы сидите передо мной двое, близкие мне люди. Папы и сестры рядом нет, и ладно, ещё бы и они душу рвали. Вот. Мама говорит в тоне ультиматума. Егор, ты вроде мягко стелешь, а фактически ставишь условие: или я с тобой, или с мамой. Не возражай! Зачем вы со мной так?

— Доченька… — Екатерина Вацлавовна протянула к ней руку, та отпрянула.

— Не обвиняй меня в том, Настя, чего я не делал, у меня хватает реальных злодейств. Любая проблема решается, если подойти к ней с умом. Предлагаю компромисс. «Песняры» едут в месячный тур по Украине, я отказывался, но могу присоединиться. До 1 апреля вернусь, надо диплом сдать. Настя, останься до конца недели. А потом отпрашивайся на филфаке под любым соусом и давай — в Гродно, пробуй наладить отношения в семье. Вам же, Екатерина Вацлавовна, если желаете задержаться в Минске, я сниму гостиницу.

— Месяц… Месяц?! — Настя обогнула стол и бросилась к Егору. Глаза наполнились слезами. — Я две недели без тебя едва вытерпела!

Она прижала его голову к своей маленькой груди, он обхватил её за талию. Даже у Вацлавовны хватило такта молчать и не вмешиваться.

— Мне обещали открытку на ВАЗ-2105, — признался он через пару минут. — Восьми тысяч на машину пока не накопил. Часть одолжу, но хотя бы половину заработать должен сам. Потом, если держаться за «Песняров», сделают письмо на ректора БГУ от Министерства культуры — освободить меня от сборов ради поездки в Мексику и Никарагуа. Лучше мир посмотрю и немного деньжат прикоплю, чем месить сапогами пыль задарма. Так и так — три месяца меня не будет.

— Когда «Песняры» уезжают?

Она взяла его за щёки и приподняла голову вверх, пристально вглядываясь в глаза.

— В воскресенье. Но если еду с ними, должен набрать Мулявина прямо сейчас. А в четверг я приглашаю тебя во Дворец спорта, мы даём концерт. Даже я на сцене покажусь — в роли мебели с гитарой.

— Я остаюсь. И на четверг, и до воскресенья. А потом на неделю в Гродно.

— Настя! — возмущённо воскликнула её мама. — Почему только неделя?

— Недели хватит. Больше — лишнее. Co za dużo, to niezdrowo!

«Слишком — не хорошо», перевёл для себя Егор, отметив, что польское произношение у Насти на голову выше, чем у Вацлавовны, изображающей эдакую рафинированную «пани Екатерину». Интересно, у себя в торге женщина также сыплет полонизмами или успокаивается и говорит по-русски?

— 8 марта — понедельник, — не сдавалась она. — Неужели не захочешь отметить 8 марта с мамой и сестрой?

— День роли не играет, — шепнул Егор. — Жаль, я сам хотел быть с тобой 8 марта.