Алло, милиция? Часть 2

Настя стопудово не уложилась в двадцать рублей и добавила своих, состряпав шикарный ужин: жареная курица с картофельным пюре, салат, бутылка шампанского и даже торт. На покупки и готовку истратила драгоценные часы.

— Ты не рад?

Минимум час ушёл на самоподготовку внешности, нанесение «боевого» макияжа, не меньше, чем в новогоднюю ночь. Новое платье кофейного цвета, очень зауженное и предельно короткое внизу — на грани приличий для 1982 года, туфли на высоком каблуке.

— Рад… но я о тебе беспокоюсь.

Он осторожно поцеловал её, стараясь не смазать раскраску на лице.

— Я всё выучила! Больше сидеть над книжками вредно, перегрею голову. Она у меня и так огненная.

Она не только обхватила руками шею, но и обвила одной ногой его ноги.

— Эй! Не дразни. Не удержусь.

— И не надо. У меня закончилось. Всё можно!

— Тогда курица немного обождёт.

— Остынет!

— Иначе перегреюсь я.

Он подхватил её на руки и понёс в комнату, там целовал, кружил, потом опустил на разложенный диван и снова целовал, понемногу раздевая. О том, что завтра ему на работу, ей — в БГУ, совершенно ушло на десятый план.

— Утолил первый голод? Тогда я грею курицу.

Полностью одевшись, Настя застучала каблучками в сторону кухни. Егор, посетив ванную, прошёл туда же, ведомый не столько зрением, сколько обонянием — курица пахла божественно.

Наверно, когда-нибудь ему будут важны детали: приличный кухонный гарнитур, посуда Zepter, варочная поверхность и посудомойка Bosch, микроволновка Samsung, но потом, потом… Сейчас, сидя в крохотной кухоньке в семь квадратов, а на Востоке-1 встречаются и пятиметровые, за качающимся столом, укрытым клеёнкой, под урчание холодильника «Минск», он был вполне счастлив и доволен жизнью.

Настя зажгла пару свечей и погасила свет, сама пристроилась у него на коленях, здорово мешая есть. Тем более, не хотелось капнуть куриным жиром на её новое платье или колготки. Но даже мысли не возникло отсадить девушку на другую табуретку.

Заметив некомфортность, она принялась отрывать куски от куриного бедра и закладывать ему в рот, потом подносить пюре и салат — как маленькому. Потом запивали шампанским.

— Почему сама не ешь?

— Слушай! Я вешу сорок шесть кило, поэтому клюю, а не ем. Иначе растолстею мигом, ты же не хочешь?

— Тогда торт зачем?

— Съем, но очень тонкий кусочек. Остальное — сам, за чаем.

Всё это было настолько трогательно и мило, что Егор просто таял… В его прошлой жизни он даже не слышал, чтоб девушки организовывали свидание подобным образом. Всё было куда проще, и у него, и у знакомых. Встретились, пошли в клуб. Потом к нему или к ней домой — у кого свободная квартира. Потрахались, разошлись сразу или на утро. Проголодались — заказали пиццу, дожидаясь бестолкового киргиза, везущего её на полчаса позже обещанного и остывшую.

Здесь всё иначе. Даже секс. Душевный, продолжение чувств, а не их замена.

После шампанского был дубль, не столь бурный как до ужина, скорее — нежный. Когда отдышались, она спросила:

— Не хочешь закурить? Как в американских фильмах?

— Хочу, чтоб ты немного поспала перед экзаменом.

— Ага… Растормошил, и теперь — спать? Целуй!

— Запросто…

Во что переросли поцелуи, догадаться несложно.

Постфактум девушка вдруг заявила:

— Музычки не хватает.

— Упс… На гитаре тебе не сыграю. Гитары нет. Слушай! А ты «Песняров» любишь?

— Кто же их не любит?

— Заказывай. На какие стихи им написать песню?

— Конечно — на стихи Богдановича!

Она соскочила с постели, обернувшись простынёй на манер римской тоги. Или дамы, моющейся в бане с мужиками и стесняющейся наготы. Видно, торжественность стиха не соответствовала обнажёнке.

Выпростав правую руку из-под простыни, Настя начала декламировать, взмахами кисти отбивая ритм. Освещённая только отсветами уличного фонаря далеко внизу да свечек из кухни, она была великолепна.

Толькi ў сэрцы трывожным пачую
За краiну радзiмую жах —
Успомню Вострую Браму святую
I ваяраў на грозных канях.

У белай пене праносяцца конi,

Рвуцца, мкнуцца i цяжка хрыпяць…
Старадаўняй Лiтоўскай Пагонi
Не разьбiць, не спынiць, не стрымаць.[5]

— Браво!

— Спасибо, конечно, но… — она неловко перелезла через Егора и улеглась рядом, смазав торжественность момента. — Но ты сейчас объяснишь, что текст не соответствует основам ленинской внутренней политики ЦК КПСС, я сама это прекрасно понимаю, и «Песняры» никогда не исполнят «Погоню».

— Никогда не говори «никогда».

Утром он ушёл раньше её, весь день бегал по поручениям, а вечером ему в дежурке передали ключ от квартиры с запиской:

«Сдала на „пять“. Уезжаю. Звони».

И номер телефона с кодом Гродно.

Она забрала все свои вещи. Даже зубную щётку. Чтоб не было предлога заскочить за ними. Тем самым ясно дала понять: захочешь — зови. Нет — так нет, я гордая.