— Убедили. Тогда как Образцов объясняет факт записи моего разговора с Волобуевым, пока тот придурок не вышиб раму и не вылетел в оконный проём?
— Образцов предупреждал, что вы будете говорить о какой-то аудиозаписи, но не сможете её предъявить.
— Вот как. Скажите, вы с ним просто беседовали или он дал письменные показания? Может, неправильно его поняли?
— Он написал исчерпывающе подробный рапорт. В нём есть непонятные мне места, не скрою. Например, не могу взять в толк, почему, доставив вас в Минск, полковник Головачёв позволил уйти и не отвёз в ИВС. Образцов объясняет, что ждали показаний Волобуева, когда тот придёт в себя.
— Отлично. Значит — не отвертится. Просто бедняга не знает, что черниговские товарищи дали мне второй магнитофон и позволили снять копии. Одну могу презентовать. Но она не со мной. Там отчётливо слышен мой разговор с Волобуевым, его угроза «ты выйдешь через окно» и «умри».
— Где кассета?
— Минуту. Я выдам её только в присутствии полковника Сазонова. Простите, ему доверяю чуть больше.
Такой поворот несколько озадачил инспектора.
— Хорошо. Сазонова я отыщу. Проверю самые простые вещи — в бухгалтерии Минского управления, в дежурке и в спецсвязи. А вы…
— С готовностью посижу в камере. Справедливость того стоит. Сразу предупреждаю: кассета не в квартире и не в общежитии. Можете не утруждаться оперативным осмотром жилых помещений.
Его заперли в отдельном помещении, не камерного типа. Не обыскали. Похоже, Ростислав Львович поверил ему и не считает задержанным, хоть изображает из себя твердокаменного.
Больше всего поражала очень грубо и наспех слепленная версия с отрицанием сотрудничества с КГБ. Дырок и нестыковок в ней оказалось многократно больше, чем гладких мест. Минимальная проверка — и она провалится.
Ждать пришлось более двух часов. Когда уже хотел стучаться и проситься в туалет, Ростислав Львович сам отпёр дверь.
— Ваше?
В руках он держал развёрнутое удостоверение оперуполномоченного угрозыска. А ведь Образцов знал про эту ксиву! Не вспомнил в запаре, не удосужился изъять. Или не смог.
— Моё. Фуфловое. В Первомайском РОВД я был всего лишь стажёр на практике. И не в розыске, а в следствии. Позвоните начальнику следственного отделения Сахарцу или его заму Вильнёву, подтвердят. Или в деканат, у них отчёт о прохождении практики в следствии, а не в милиции.
— Хоть что-то подтвердилось. Ещё раз: где кассета?
— А где Сазонов?
— Хотите обратно в камеру?
— Лучше в эту, чем в тюремную.
Инспектор раздражённо тряхнул головой.
— Вы осведомлены о некоторых секретных тонкостях нашей службы как настоящий внештатный сотрудник. Единственный ваш прокол — у агента не бывает двух кураторов. Но наглеете так, как наши люди не смеют.
— Удивлю, у Сазонова ровно такое же мнение. Можно в туалет? Потом вернусь в клетку.
— Ладно. В туалет, потом ко мне в кабинет.
Процесс мочеиспускания никто плотно не контролировал. Да и гэбешник ждал у своей двери в дальнем конце коридора. Конечно, без пропуска отсюда не вырвешься. Но и с задержанными так не поступают.
— Ростислав Львович! — сказал он, вновь опускаясь на стул у стола инспектора. — Как говорят в американских детективах, давайте сотрудничать. Интерес республиканской конторы состоит, чтоб сведения о проделках вашего «пятака» из Минского управления не просочились в Москву, верно? Я подпишу любое враньё для Москвы, но реабилитирующее меня в случае с Волобуевым и позволяющее продолжить нормальную работу в двух длящихся операциях — в «Песнярах» и ещё одной комбинации контрразведки, о которой вы вряд ли осведомлены.
— Вы — здравомыслящий с виду молодой человек. Образцов предупреждал о вашем шизофреническом стремлении выдать себя за агента.
— Сойдёмся на том, что у меня временное просветление. А пока как истинный псих предлагаю вам послушать музычку. При её звуках у полковника, вы назвали его фамилию — Головачёв, было такое выражение лица, словно он собирался застрелить Образцова. Кассеты со мной, нужен магнитофон.
Такой нашёлся в ящике стола.
Прозвучали «Муры», потом каталонская версия.
— Сходство налицо. И что?
— Головачёв едва за голову не схватился и сказал: если «Песняры» исполнят на гастролях по Латинской Америке польскую антисоветчину в переводе на испанский, «Голос Америки» раструбит на весь свет. Включить её в репертуар «Песняров» настоял ваш драгоценный Волобуев. Свидетели: весь ансамбль «Песняры». Вот почему я начал его подозревать в гнили. Офицеров «пятака», слышал ещё их другое название — «пятка», волновало совершенно другое: спрятать преступления своего офицера любой ценой. То есть ценой моей головы.
— И вы не вымогали у Волобуева деньги?
— Конечно — вымогал. Тот постоянно брал мзду с нашего администратора Серёгина за всякие левые операции. Я надеялся, что Волобуев, согласившись для вида, отложит активные действия до Минска. Заставлять ваших тащиться в Чернигов я, естественно, не собирался. Но Волобуев оказался не только козлина и вражина, ещё и нервы ни к чёрту. Кинулся на меня. И получил.
— Вы справились с подготовленным офицером КГБ?