Альма. Неотразимая

Небольшое пианино фальшивит. Крышка розового дерева снята. Она морщит нос, нажимая на каждую новую клавишу. В парижской мануфактуре на улице Май инструмент стоил восемьсот ливров, однако за время перехода через океан в трюме судна «Жемчужина» деку повело, молоточки погнулись, а струны покрылись ржавчиной. Если мадам де Ло не удастся его спасти, ей кажется, что она и сама не выживет. Время от времени она высовывает нос из-за своего ящика, полного фальшивых нот, и поглядывает на простыню, которой укрыты книжные полки. Ей кажется, что простыня пошевелилась. Мадам де Ло подходит с опаской, готовясь приподнять этот занавес и тщательно осмотреть тома.

Она вздрагивает. Теперь кто-то дважды стукнул в дверь. Она пересекает гостиную, не трудясь отцепить булавки и опустить рукава. На веранде стоит Луи Крюкан. Под мышкой у него шляпа, а другую руку он держит за спиной.

– Мадам, – здоровается он.

И оглядывает её с головы до ног. Вид у мадам де Ло впечатляющий. Высокая причёска, пронзительные глаза цвета индиго, строгие кружева траурного платья до самого подбородка и подвёрнутая юбка, из-под которой видны обтянутые чёрными чулками худощавые икры.

– Я помешал?

Не отрицая этого, она сторонится и пропускает Крюкана. Внутреннее убранство главного дома не узнать. Всего за месяц мебель и полы отчистили, окна укрепили. Сидящая на полу женщина чинит ротанговый стул. Комоды сверкают и пахнут мёдом. Двое мужчин отдирают от стены выцветший гобелен.

– Я пришёл к мадемуазель Бассак, – говорит Крюкан.

– Её нет.

Он замечает открытое пианино, занятых работой слуг. Вся эта суета беспокоит Крюкана. Затянувшийся визит Амелии Бассак в «Красные земли» не слишком его обнадёживает. Он с первого дня дожидается, когда же они с гувернанткой уедут. Но если он думал, что всё это – сборы, теперь у него закрадывается неприятное подозрение, что они здесь обживаются. Разодетые домашние негры в перчатках ему тоже не по душе: от них было бы больше проку в поле, на заготовке сахара.

– Пока вы здесь, Крюкан, – говорит мадам де Ло, – у меня к вам вопрос. Не знаете ли вы, где можно достать мелкую решётку?

– У Вольф, в Жакмеле.

– Это чтобы защитить книги…

– Кто же на них позарится?

– Крысы. Они уже съели Жан-Жака Руссо.

У Крюкана округляются глаза. Он с ужасом представляет, как крысы гонятся за неизвестным ему господином Жан-Жаком. Мадам де Ло берёт с пианино ноты.

– Взгляните!

Половина страниц изгрызена.

– Где мадемуазель Бассак? – спрашивает Крюкан, растерянно озираясь.

– В сахароварне.

– Пойду туда скорее, – говорит он, отступая к двери. – Она ждёт от меня кое-какие сведения.

– Что вы прячете за спиной, Крюкан?

– Там… там одна мелочь для мадемуазель.

– Если хотите, можете оставить мне эту вашу мелочь.

– Спасибо, – говорит он. – Но я вручу её сам. Это подарок.

– Подарок?

Мадам де Ло улыбается. Она-то надеялась, что хотя бы несчастных воздыхателей Амелия оставила в Ла-Рошели. Крюкан продолжает неловко пятиться. А дойдя до веранды – убегает.

* * *

Пять котлов бурлят в облаках пара. Жар такой, что не продохнуть. Сахароварня окутывает всех посетителей липким маревом. Амелия заняла в тумане выгодное место. Она издали наблюдает за главным сахароваром Томассеном, который носится из стороны в сторону. Её он не заметил. Вооружённые шумовками и черпаками рабы снимают готовую вылиться из чанов пену. Другие поддерживают огонь, подкидывая снизу дрова или багассу – стебли тростника после отжима, ещё блестящие от застывшего сока. Посреди этого безумного пекла Томассен занят тем, что орёт на каждого.

С самого прибытия в «Красные земли» в голове Амелии теснятся цифры. Она просыпается по ночам. Пишет, считает, пересчитывает. Она исходила всё поместье, от реки Госселин до вершин холмов. Теперь она знает точно: ничто не работает как надо. Если от этого имения зависит её будущее, значит, нужно всё переделать.

Амелия смотрит на четырёх мулов, крутящих мельницу парами, по очереди. Чуть приподняв подол, она проходит вдоль деревянного жёлоба, по которому сок течёт в чаны. На её глазах две женщины проталкивают привезённые с полей стебли между тремя мощными валами мельницы, сперва в одну сторону, потом в другую, выжимая весь сок. Всякий раз валы едва не втягивают их руки, как некогда случилось со старой Жюнон, которая теперь присматривает за детьми.

Женщин Амелия даже не замечает. В её голове только столбцы цифр и бег часовых стрелок.

В конце концов Томассен видит её. И тут же подбегает, лебезя и заискивая. Она, не взглянув на него, спрашивает:

– Я верно понимаю, что видела снаружи три телеги собранного тростника, которые ждут там с самого утра?

Томассен кашляет. Волосы у него все в сахаре. Он делает покаянное лицо.

– Это не наша вина. Пошла задержка, но не из-за нас. Я говорил управляющему, Крюкану: нужно, чтобы на полях чередовались участки со взрослым тростником и с молодыми побегами, чтобы распределить сбор по всему году. Не хочу ни на кого жаловаться… Но сейчас всё привозят разом, так что мне одному за всем не поспеть.

Кажется, он вот-вот расплачется.