Альма. Неотразимая

– В вашем отделении, Томассен, тоже всё не так, как надо. Взгляните вокруг. Это же прошлый век. Каждые два часа вы прерываете работу, чтобы сменить мулов, которые крутят вашу мельницу, и крадёте таким образом у меня четверых работников, которые могли бы рубить тростник. Потом вы разливаете сироп по полу… А ваш сахар?

– Что не так с моим сахаром?

– Он грязный!

– Коричневый, мадемуазель. Это коричневый сахар.

– Он коричневый и вдобавок грязный, Томассен. Его берут по той же цене, что у соседей – мелассу. Вы мало держите его в котлах.

– Но свежий тростник прибывает горами. У меня просто нет времени…

– И что это? Причина пускать нас по миру?

– Простите, мадемуазель, куда пускать?

– Все вы одинаковы!

Амелия идёт к глиняным формам, где сахар сушится. Не останавливаясь, она исчезает в вихре пара.

– Итак, с каждого квадрата сто на сто шагов «Красные земли» дают меньше трёх тонн сахара-сырца. Слышите? Этот сахар продаётся по тридцать французских ливров за пятьдесят килограммов, так что выходит меньше двух тысяч ливров с квадрата.

Сахаровар старается следить за расчётами.

– Мы всё здесь поменяем, Томассен.

Несмотря на адскую жару, Томассен бледнеет.

– У меня большие планы, – говорит Амелия значительно, выходя из пара. – Скоро я вас в них посвящу. И кто им не последует – уйдут.

Она знает, сколько ей потребуется, с точностью до су. Только так можно со всем справиться. Она ждёт заветной суммы в письме, которое придёт со дня на день: общий доход «Нежной Амелии» по итогам последнего плавания. Затем она продаст и сам корабль. Всё вместе даст ей необходимые средства. Ни ливром больше. И тогда всё завертится.

А пока что у неё ничего нет. Если в её расчёты закралась ошибка, останется только сбежать до краха. Тогда она продаст землю и рабов по отдельности.

В сахарном тумане к ним подходит Луи Крюкан. Он замечает бледность Томассена и румянец на щеках Амелии.

– Мадемуазель, я заходил к вам. Но вас там не было.

– Неужели? – отвечает она раздражённо. – Неужто не было?

– Вы просили сообщить, когда какое-нибудь судно курсом во Францию будет проходить через Жакмель.

– Действительно.

Крюкан вдруг расплывается в улыбке. Подарок он всё ещё прячет за спиной.

– Бог ты мой, похоже, одно как раз зашло в бухту сегодня ночью.

– Прекрасно, – говорит Амелия.

– И через три дня оно отправится в Ла-Рошель.

– Просто великолепно.

Крюкан всё веселеет.

– Здесь такое – большая редкость, так что вы, можно сказать, счастливица. Бог ты мой! И времени вам хватит в самый раз. Могу предупредить капитана – мы знакомы. Он любит женское общество. Так что будет очень рад.

Луи Крюкан опьянел от радости. Они уедут! Уедут!

– У меня есть кое-что для вас, – говорит он. – Подарок на прощание.

– Как? Вы уезжаете?

– Я?

– Ну, показывайте, Крюкан. Мне любопытно.

Растерявшись, он протягивает ей то, что прятал за спиной. Крохотную клетку из тонких, частых прутиков.

– Что это?

– Птичка, – шепчет он. – Такая, каких я ещё не видел.

Колибри держится за клетку лапками, похожими на маленьких чёрных паучков, и смотрит на Амелию пристальным, глубоким взглядом. Смутившись от этого, она колеблется. Потом осторожно берёт клетку, подносит ближе к лицу.

– Нам будет не хватать вас, Крюкан, – говорит она. – Значит, вы уходите?

– Я такого не говорил.

– Где можно найти крысиный яд?

– Что? – переспрашивает он.

– Яд.

У Крюкана голова идёт кругом. Его уход, крысы, яд. Он уже ничего не понимает в словах этой взбудоражившей его девушки.

– У… у Вольф, в Жакмеле.

– Тогда вы за ним сходите. Мадам де Ло считает это делом государственной важности.

Крюкан во всё большем замешательстве. Он снимает шляпу и бормочет:

– Бог ты мой, мадемузель Бассак, я не советую пользоваться ядом. Знаю, крысы съели вашего друга. Но я могу купить у Вольф ловушек.

– То есть как? Какого это друга они съели?

Амелия вдруг осознаёт, что друзей у неё нет. Ни одного.

– Господина Жан-Жака, – отвечает Крюкан.

– А! Вам о нём мадам де Ло рассказывала?

– Мои соболезнования. – Он мнёт в руках шляпу. – Поставьте ловушки, мадемуазель.

– Предпочитаю яд, – говорит Амелия. – Он надёжнее.

С клеткой в руках она устремляется к выходу.

– В прошлом году была засуха, да и нынче сушь стоит, – настаивает, догоняя её, Крюкан.

– Ну и что?

– Вдобавок червь сожрал у негров их меленку.

Он поскальзывается на сахарной луже, но удерживается на ногах, перескакивает через ведро.

– С продовольствием для рабов трудновато, – продолжает Крюкан. – И не только в «Красных землях». Хотя, известное дело, они жалуются на всё подряд, и прихотей у них хватает…

– Прихотей? При чём тут крысы? – спрашивает Амелия на ходу.

– Я делал всё, что нужно, чтобы как-то совладать с голодом.

Они вышли из сахароварни. Вдруг Амелия останавливается.

– Ответьте, Крюкан. При чём тут крысиный яд?

– При том, что… может так выйти, случайно, что кто-нибудь из рабов съест ужа или крысу, и нельзя, чтобы в ней оказался яд.

Амелию пробирает дрожь, с головы до пят. Птичка забилась вглубь клетки. Амелия шепчет:

– Случайно? Они, Крюкан, едят крыс случайно?

Управляющий пожимает плечами. Она переспрашивает: