Альма

С 1847 г. полком командовал генерал-майор[26] Михаил Иванович Куртьянов. Полк входил в 1-ю бригаду 14-й пехотной дивизии, состоящей из Волынского и Минского пехотных полков, под командованием генерал-майора фон Моллера.

Генерал Кирьяков сообщил русскому главнокомандующему, что солдаты устали и необходимо дать им хоть небольшой отдых, а не ставить в первую линию обороны. «После трехдневного форсированного марша батальоны эти и полтора часа не могли отдохнуть, пусть бы полежали; можно их заменить другим полком».^{189}

На это князь Меншиков раздраженно ответил, что «…для них это ничего не значит»,^{190} намекая на высокий моральный дух солдат. Ну что ж, мы уже поняли, что отношение князя к моральному фактору было весьма специфическим, недооценка значения солдатской психологии стала одной из причин, приведших в итоге к неудаче.

^{Генерал-лейтенант В.Я. Кирьяков. Начальник 17-й пехотной дивизии. Портреты лиц, отличившихся заслугами и командовавших действующими частями в войне 1853–1856 годов. СПб., 1858–1861 гг}

^{Лейтенант А.П. Обезьянинов. В Альминском сражении — офицер морского батальона. 1860 г.} 

Кирьяков с явной досадой объявил московцам о решении командующего, добавив, что он лично к нему не имеет никакого отношения, но не имеет выбора, кроме как выполнить, действуя «… по приказанию самого главнокомандующего».^{191}

Современные историки уделяют внимание личности генерала Кирьякова в основном за пущенный им в оборот слоган «…шапками закидаем…» и пристрастие к неумеренному употреблению алкоголя. Но практически ничего не написано о не менее «ярком» персонаже Альминской драмы — командире Московского полка генерал-майоре Куртьянове. Он, конечно, не столь обогатил великий и могучий русский язык, как генерал Кирьяков, но в «Истории 65-го Московского пехотного полка», о которой речь пойдет несколько позже, ему дается такая уничижительная характеристика, что становится не по себе от осознания того, какие безграмотные начальники должны были вести в бой «прекрасный человеческий материал» — русского солдата — 20 сентября 1854 года!

«В полку не было ни одного старшего офицера, знакомого с тактикой, стратегией или военной историей, они не читали ничего, кроме приказов и распоряжений Военного министра или информационных бюллетеней «Русского инвалида». В этом отношении полковой командир Куртьянов …выделялся среди остальных. Он всякий раз, когда его спрашивали о возможности Западной Европы начать войну с Россией, с достоинством произносил: «Да разве враги наши забыли 12-й год?» и, не дождавшись ответа, доканчивал свой вопрос словами: «забыть они никак не могли».^{192} Я думаю, что прекрасную характеристику командиру полка дал русский военный писатель М.М. Филиппов: «…необычайно толстый и цветом лица напоминавший разваренного рака, Куртьянов был одним из самых типичных полковых командиров, созданных в России эпохою Аракчеева. По искусству браниться и кричать громовым голосом не многие могли сравниться с ним. На смотрах он отличался молодецким командованием, и только излишняя тучность мешала ему держаться молодцом на коне, который едва выносил тяжесть всадника. Вообще по мере возможности Куртьянов предпочитал ездить в коляске».^{193}

В результате «…вследствие такого убеждения генерал Куртьянов нисколько не подготовил к боевому делу вверенный ему полк» и прибыл к месту сражения уже после выхода батальонов на позицию.^{194}

Вообще все действия командира Московского пехотного полка — пример элементарной безалаберности и глупости. В предвкушении полной грядущей победы он ничего не сделал для предотвращения будущего поражения.

«Соединившись с прочими войсками часа за два до начала сражения, он не воспользовался остановками неприятельских колонн, двигавшимися перед нашими глазами, не хотел осмотреть положения левого крыла, на котором был поставлен полк его в числе всех 4-х батальонов, так как на местности той ему и предназначалось быть действующим лицом. Не выполнивши своего важного назначения, командир полка начал кричать на прибывшие с ним батальоны, делать распоряжения, не уместные в столь важную минуту, а в недоумеваемых местах своей речи громко призывать Вельзевула во всех его видимостях. К чёрту отправил и носилки для раненых, им замеченные за 4-м батальоном».^{195}