Альманах «Крылья». Взмах одиннадцатый

– А зачем же это? – продолжала недоумевать старушка. По документам ее звали «Апология русской няни», но за время в дороге они перезнакомились и все знали, что ей приятней слышать такое, более «очеловеченное» обращение. Она была очень маленького роста и, задавая вопрос, смотрела на спеца по болезням человеческого сердца снизу вверх. – Зачем выдумывать-то?

– А затем, что «живых знакомств» вы можете и не дождаться, – снова прозвучала реплика сбоку, с полки, которая стояла торцом к новичкам. – Это у вас, в 19 веке людям делать нечего было, вот они от скуки и читали. А теперь у людей знаете, сколько развлечений? Один интернет чего стоит. Да и бумага нынче не в моде да не в почете – электронные носители дешевле и практичнее…, – невидимый собеседник вздохнул. – Разве что пенсионеры по старой памяти ходят да еще десятка два постоянных посетителей – эти ни за какие интернеты не предадут.

– А студенты? – спросил физик, тонкий, но зато с министерским грифом. – Студенты-то ходят?

– Студенты… – послышался вздох. – Про «копи-паст» слышали? Вот и все, что вам надо знать про нынешних студентов.

Они в основном в соседний зал ходят: там Интернет дешевый. Да ещё бывает: раз в месяц прибежит кто из них, возьмет что-нибудь по учебе, за десять минут ксерокопию сделает, а то и вовсе – на телефон сфотографирует, и поминай, как звали. Даже тепло рук почувствовать не успеешь. Вот так и живешь – спишь да ждешь, когда в хранение спишут или вообще в макулатуру сдадут…

Аня-Антология вдруг почувствовала, что ей ужасно холодно. Даже оглянулась на окно: может, Оля открыла, чтоб проветрить? Но окно было закрыто, а холод шел изнутри. И она поняла, что справиться с этим холодом смогут только руки – теплые человеческие руки…

На второй день история повторилась – уже с другой группой новеньких. А для «пробитых» расчистили места на полках и понемногу рассовывали между «старичками». Новосёлы были притихшие, несколько ошеломленные таким поворотом в их судьбе. Некоторые из них, поумней да понаблюдательней, понимали, что дело вовсе не в провинциальности и что, останься они в Москве или Питере, их судьба могла бы быть точно такой же. Другие же, как правило, сборники поэзии или детища раскрученных прозаиков, открыто ругали на чем свет стоит «эту глухомань», «деревню» и «захолустье», крича, что талант авторов и работа издателей пропадают впустую. Но со временем утихомирились и эти.

Шли недели. Улеглись волнения, вызванные приездом «гуманитарочных». Новички еще иногда прибывали, но понемногу и уже не вызывали такого ажиотажа. А сами приезжие «звезды», словно мгновенно подхватив какой-то местный вирус, погружались в характерное для здешних оцепенение, тусклый сон. Большинству, смирившемуся с такой жизнью, вообще ничего не снилось. А вот Ане-Антологии снились руки – теплые руки человека. Иногда они были мужскими, но чаще женскими, похожими на Катины. Катя в отличие других сотрудников иногда брала их с полок: посмотреть, полистать, порой даже домой – почитать. Аню-Антологию она пока не замечала, наверное, оттого, что «художка» была расставлена странно и бестолково: в трёх разных местах – в зависимости от ценности и востребованности. Как будто это можно измерить точно…

Если бы не несколько десятков постоянных посетителей, среди которых преобладали поклонники попсы – всяких там Донцовых, Устиновых, женских романов, мистики и фентези, да еще нескольких настоящих ученых, у которых потребность узнавать новое была так же сильна, как потребность дышать, зал вообще можно было бы закрыть. Но пока он работал, пока работали отделы по соседству и на других этажах, у Ани и у многих других (даже тех, кто не смел себе в этом признаться) оставалась надежда. Надежда почувствовать тепло человеческих рук, быть взятыми и без спешки и суеты прочитанными. Пусть даже одним-единственным человеком. И тогда можно будет жить, зная, что не зря появился на свет. И каждый человек, который входил в зал, вторгаясь в это царство дремоты, становился воплощением этой надежды:

– Смотри, долговязый, эта женщина в прошлый раз что-то про язвы читала, может и тобой, сердечный ты наш, заинтересуется, а?

– А этот – историк по образованию, я в карточке видел. Вот бы Таня меня ему подсунула!

– А я от Оли слышала, что эта девочка Бунина любит, может, еще кого из поэтов возьмет…

В зал вошла студентка с филологического факультета.

– Здравствуйте, я полки с художкой посмотрю?

– Да, пожалуйста, выбирайте.

Аня затаила дыхание и зажмурилась…

Юрий Нечипоренко

Писатель, арт-критик. Родился в Ровеньках в 1956 году. Окончил Московский университет. Доктор физико-математических наук. Автор нескольких прозаических книг, широко публиковался в периодике. Лауреат премий им. А. Толстого (2009), «Ясная поляна» (2013) и др. Живёт и работает в Москве.

Отрывок из повести «Рыжий сенатор»