Альманах «Литературная Республика» №1/2013

А в коридоре роддома женщины смеялись, хлопали в ладоши и показывали пальцами на ту, которая посмела отказаться от части себя. До самого вечера не умолкали возгласы удивления и одобрения в палатах. Было отмечено увеличение количества молока у кормящих мам. Меньше плакали дети этой ночью. Нежнее смотрели матери утром на пришедших навещать их мужей.

Седой лёд

Жила была одна женщина. Нет, не одна жила, жила с дочкой. Хотя, не совсем с дочкой. Дочка была приемной. Но об этом дочка не знала. А люди, которые жили рядом, знали.

И вот однажды девочка, а звали ее Лизонька, играя около дома, не заметила проходящую мимо соседку и не поздоровалась с ней.

– Какая ты не воспитанная девочка. Здороваться даже не умеешь. Вот, если бы ты была родной дочерью, то…

Женщина осеклась. На нее смотрели синие-синие, полные ужаса глаза Лизоньки.

– Я – родная, – прошептала она.

Но все внутри говорило об обратном. Девочка испугалась. У нее задрожали губы, слезы застыли на щеках.

Весна наполняла землю ожиданием перемен. Река шумела, начинался ледоход.

Резко повернувшись, Лизонька пошла прочь от дома. Потом побежала. Путь ей преградила река. Не видя преграды, не слыша голосов людей сзади, не замечая движения льда, живое взъерошенное существо, похожее на обиженного ребенка, бросилось в реку. С льдины на льдину перепрыгивала Лизонька, и, казалось, что река подставляет к ее ногам льдины, на которые удобнее всего наступить, от которых можно оттолкнуться. Как она оказалась на другом берегу реки, ни разу не оступившись? Девочка остановилась. Закончился неосознанный бег в никуда. Как будто холодный душ окатил ее с ног до головы. Она медленно повернулась. На том берегу реки стояла совершенно седая женщина.

– Дочка! Я иду к тебе. Только подожди немного. Сядь, доченька.

Лизонька не сразу осознала происшедшее. У ее мамы были черные волосы, а у этой мамы – седые.

– Ма-ма! Ма-ма!

Девочка почувствовала, что никого никогда она не любила так сильно, как свою маму. Она забыла, что узнала страшную тайну. Она поняла, что у нее есть единственная, самая лучшая мама, которая не говорила ей о том, что Лизонька – не родная дочь по каким-то очень важным причинам.

– Мама! Ты – моя мама! У меня не может быть другой мамы.

Слезы ребенка и взрослой женщины были общими слезами радости и горечи.

Так мала река жизни. Так велика река боли. Бросить слово легко, забрать невозможно.

Лед, мой седой лед.

Бьет. Больно по сердцу бьет.

Даст, завтра же даст ответ.

Даст, а, может быть, – нет.

Как нам избежать потерь?

Александр Омельянюк, Москва

Упавший с дуба

(притча)

Желудь упал с дуба.

Но такое, в общем-то, тривиальное событие пока еще не было проявлением объективного процесса. Ведь это все неожиданно подувший сильный, даже шквалистый ветер перемен нарушил череду последовательных событий – давно установившееся в природе динамическое равновесие. Он преждевременно вырвал этот плод из привычного для него окружения, тем самым в корне изменив его судьбу.

– Ты, что, с дуба упал?! – спросила пролетавшая мимо сорока, тут же унесшая эту весть в ближайший лес…

Одинокий дуб, гордо стоявший за тыном сельской усадьбы, гордился своим происхождением. Желудь, из которого он вырос, был давным-давно занесен сюда из леса какой-то любопытной птицей.

Дуб успел вырасти в те далекие времена, когда в этом приусадебном хозяйстве еще только собирались заводить свиней. Никому из многочисленного потомства дуба так и не удалось прорасти поблизости от его кроны. Настырные свиньи, перерывая всю землю вокруг дуба, с удовольствием лакомились дармовым яством, не оставляя никаких шансов на прорастание из желудей новых молодых ростков.

– За все надо платить! – лицемерно хрюкал большой рыже-щетинистый хряк, поедая свежеопавший вкусный корм.

– Что упало – то пропало! – в тон ему язвила хрюшка.

А хряк, смачно чавкая, еще и добавлял, ехидно ухмыляясь:

– У каждого есть свой выбор… каждому – свое…

Падая почти с макушки дуба, желудь несколько раз больно ударился о ветки, меняя траекторию своего падения. От последней, нижней и толстой, он вообще отскочил далеко в сторону. Это и спасло ему жизнь, ибо своими тупыми рылами свиньи разрывали землю только под кроной дуба.

К тому же, тоже отнесенный порывом ветра и летевший, словно по следу за ним, желто-зеленый дубовый лист мягко накрыл собой воткнувшийся между травами в землю желудь.

Чудом спасшийся, тот пролежал так довольно долго. А успокоившись от сменявших друг друга теплых дождей и солнечных лучей, решил, что теперь может заняться главным делом своей жизни: под надежной защитой совсем забуревшего листка насытиться от земли целительной влагой, пополнеть, дозреть и, наконец-то, пустить здесь свои долгожданные корни.

Но не тут-то было. Налетевший вскоре ветер своим порывом сорвал, казалось бы, намертво приклеившийся к шляпке желудя листок, и унес его по зеленой траве прочь от дуба, кувыркая и пиная, как бы наказывая за спасение своего «подзащитного».

От страха желудь съежился, прикрываясь теперь только своей шляпкой, сидевшей на нем еще с самого рождения как-то набекрень.