Альманах «Литературная Республика» №2/2013

С. А. Ермолинский писал: «Говорили, что образ Лены я выдумал, сотворил легенду об Елене Сергеевне Булгаковой, с меня «началось».

Я думаю: пора покончить с «легендой».

Вспомним у Л.Е. Белозерской – Булгаковой:

«Ермолинский забывает то, что ему невыгодно помнить. В мое намерение не входит опровергать все его подтасовки. ЕСТЬ ОБМАН! ДА ЕЩЕ КАКОЙ! Ермолинский запросто смахнул живых людей, близких Михаилу Афанасьевичу.»

Возможно, Михаил Афанасьевич чувствовал, что такая подмена произойдет или уже происходит…

В эпилоге романа «Мастер и Маргарита» Булгаков говорит о неких людях, находящихся «ТАМ,ГДЕ НА САМОМ ДЕЛЕ ИХ НЕ БЫЛО» и об удаленных из поля зрения людях, «КОТОРЫЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО В ЭТОМ ПОЛЕ ЗРЕНИЯ ИМЕЛИСЬ». По-моему, настал момент истины.

Я вспоминаю очень ясно одну встречу: мне три года, я с мамой в проходном дворе рядом с нашим домом, к нам подходит человек среднего роста в плаще, наклоняется и целует маме руку /при этом рассыпаются его прямые волосы/; когда они расстаются, я спрашиваю у мамы: «кто это?», и мама говорит: «фотограф».

Эту встречу я вспоминаю часто – она меня поразила в детстве; и теперь, когда я смотрю на портрет Булгакова на странице 225 пятого тома (собрания сочинений в 5 -ти томах, М. "Худ. литература", 1990) мне кажется, что это был он.

У нас есть две любительские карточки – там я в полгодика с мамой – может быть, эти фотографии как-то связаны с Михаилом Афанасьевичем? Впрочем, «фотограф» – это могла быть просто первая пришедшая маме на ум отговорка /хотя обмолвки, шутки, случайные ошибочные действия – это окольные пути, которыми, маскируясь и обманывая «цензуру» предсознательного, проникают в сознание наши бессознательные желания; и если Михаил Афанасьевич имел какое-то отношение к этим детским фотографиям, то желание мамы сказать мне правду замаскировалось в ответе «фотограф»/.

А может быть, мама вложила в этот ответ более глубокий смысл – мама иногда шутила очень умно – Михаил Афанасьевич сделал своим пером вечную фотографию нашей семьи.

Эта встреча мне тогда, в три года, не понравилась, но оставила сильное впечатление, – ведь я вспоминаю о ней до сих пор.

Больше мама ничего не объясняла. Так это и оставалось тайной, которую я здесь попыталась приоткрыть, – мне кажется, мама не стала бы возражать против этого: за месяц до смерти мама опять вспоминала о «голубоглазом знакомом».

Несчастная любовь была музой всегда и во все времена – из-за нее появились пушкинские «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан» и «Полтава», ей обязан и Булгаков лучшими минутами своего вдохновения.

Он обозначил Мадлену 20-х годов XX века – новую Мадлену, – буквой «К». Кошаровская Евдокия Петровна и Булгаков – юность обоих прошла на юге России: Каменец – Подольск, Черновцы, Екатеринодар, Киев – здесь могла произойти их встреча, которая оставила «такие важные, такие прекрасные воспоминания» (здесь уместно вспомнить 1916 год в романе «Жизнеописание Степана Александровича Лососинова» – военный городок при городе Лукомиры благословенной, зеленокудрой, Южным Бугом перерезанной Подолии, офицера Соврищева, и белоснежную сестру милосердия Нину Петровну – это могло быть навеяно автору рассказами Булгакова о своей юности)…

Понемногу, в течение ряда лет, воспоминания Михаила Афанасьевича изглаживались…

Но в эпоху создания «Мольера» они внезапно воскресли вновь. Пробудила их встреча с сестрой Евдокии Петровны – Армандой XX века – новой Армандой. Дарья Петровна внушила Булгакову сильную, болезненно напряженную любовь – новый источник вдохновения. Возникают «Кабала святош» и «Жизнь господина де Мольера». В секрет утаенной любви Булгакова был кто-то посвящен, так как автобиографичность пьесы была замечена.

Нелегко разобраться в запутанном клубке ревнивого соперничества и скрытой борьбы женских самолюбий Евдокии Петровны, Дарьи Петровны, Любови Евгеньевны и Елены Сергеевны. Литературная месть (Дарья Петровна в «Собачьем сердце», «Дарья – страшная врунья» в закатном романе) – лишь слабая тень этих отношений.

Думаю только, что первой уступила самая нежная, добрая, самоотверженная и молодая из женщин /нежность сильнее жестокости, – как прав Пушкин…/ – Дарья Петровна вышла замуж за Ивана Ермолаевича в феврале 1932 года.

В это время Любовь Евгеньевна и «утешила» мужа предсказанием о Черном монахе. Через полгода Булгаков развелся с ней и женился на Шиловской. Отношения Булгакова к Дарье Петровне неизбежно должны были остаться в тени.

Дарья Петровна. Москва.