Рассказ получил тогда премию в конкурсе «Наш современник». К этому времени мы уже тринадцать лет как дружили нашими семьями. Жили теперь по соседству и были частыми гостями друг у друга. Не редко бывали вместе в горах. Проводником, конечно, был Пётр Сергеевич. Там он всегда попадал под обстрел наших шуток над ним. Троп в лесу много. Они часто пересекаются. Случалось порой шли мы не по той тропе, и потом приходилось возвращаться. Ну, тут уж не обходилось без упоминания проводника Ивана Сусанина и путешественника Жака Паганеля. Пётр Сергеевич при этом смущённо чесал в затылке, извиняясь за оплошность, и находил верный путь.
Вообще подтрунивать над Петром Сергеевичем мы любили часто, особенно в театре. И вот тут Рита всегда за него вступалась, не позволяя шуткам перерастать в оскорбления, которые могли бы обидеть Петра Сергеевича. Мы охотно отступали, а Пётр Сергеевич не обижался. Так же как и я не обижался на него, когда он говорил, что хочет застрелить меня по-настоящему.
Это было почти всякий раз во время спектакля «Дядя Ваня». Роль дяди Вани исполнял Саньков, а я играл Серебрякова. Там у нас шла эффектно сцена, в которой дядя Ваня стреляет из пистолета в Серебрякова, но промахивается. Так вот перед этой сценой за кулисами Саньков просил:
– Дайте мне настоящую пулю, и я застрелю Женьку. Он такой противный Серебряков, что я хочу его застрелить на самом деле.
Но после он подходил ко мне, дружески обнимал, и я понимал его слова, как похвалу моей игре.
Отношения у нас всегда были самыми добрыми, даже тогда, когда при встрече я обнимал и целовал Риту, а Пётр Сергеевич пытался разъединить нас, полагая, что приветствие слишком затянулось.
Ещё больше возмущался он нашим поцелуям, когда я тоже женился. Кстати, женитьба моя проходила под контролем Риты и Петра Сергеевича. Ещё до свадьбы, когда я сказал, что мне, пожалуй, нужен новый костюм, Саньков удивился:
– Зачем тебе? Жених что ли?
А Рита сказала:
– Конечно, жених.
И мы пошли покупать костюм. А потом я действительно женился, и Саньковы были шаферами на свадьбе. Вскоре после этого вышел мой очерк «Учительница», вызвавший слёзы на глазах моей жены Юли. Но я всегда придерживался правила – писать откровенно, что, может, и отличает мои материалы от многих других.
Так вот после нашей женитьбы, когда мы с Юлей приходили в гости к Саньковым, и я обнимал Риту, Саньков пытался так же обнять Юлю, а она не позволяла ему этого, что его изумляло, и он возмущённо говорил:
– Юля, ну посмотри, Женька же обнимает Ритку, а почему я не могу тебя обнять.
Но Юля оставалась при своём, и мы шли в комнату, весело смеясь.
Дважды я уезжал за границу работать переводчиком, и всякий раз по возвращении из длительной командировки Рита и Пётр Сергеевич уговаривали меня вернуться в театр. Я возвращался, ибо театр был нашей второй жизнью. А когда я собрался уезжать в очередную загранкомандировку, в Пакистан, Рита, прощаясь со мной, беспокойно сказала:
– Женя, я боюсь, что мы с тобой больше не встретимся.
Это был тысяча девятьсот восемьдесят четвёртый год. Прошло двадцать лет нашей дружбы. Я впервые поцеловал Риту, когда при этом не присутствовал Пётр Сергеевич, и сказал, что всё будет нормально: мы встретимся. Но Рита оказалась права, а я ошибся. В Пакистане пришло письмо с сообщением о том, что Рита умерла от инсульта.
Это случилось на сцене театра во время одной из репетиций. Рита покачнулась и, сказав «Вот и всё», упала на руки Петра Сергеевича. Спасти её не смогли. Она ушла из жизни настоящей актрисой.
Я вернулся из Пакистана и с тяжестью на сердце вошёл в дом, где уже никогда не могло быть Риты. Пётр Сергеевич обнял меня, и мы заплакали. Но когда он сквозь слёзы спросил меня, был ли я с Ритой… он не договорил… в интимных отношениях, слёзы вдруг высохли, и я сухо ответил: Никогда. И это была правда. Но я подумал, как же тяжело было Петру Сергеевичу все эти годы, когда он подозревал свою Риту в измене со мной, но гасил в себе эти подозрения, проявив их лишь один раз после её смерти. Мы были с Ритой и с Петром Сергеевичем настоящими друзьями.
Теперь прошло ещё тридцать лет. Я давно живу в Москве, а Пётр Сергеевич по-прежнему в Ялте, только в доме своей дочери Наташи. Наташа отдельная страница нашей жизни. Когда-то давно, в семидесятые годы, когда я работал в институте «Магарач» переводчиком, Пётр Сергеевич привёл ко мне свою дочь Наташу и попросил устроить её на работу. Мы взяли её машинисткой. И какое же это было счастье для всех сотрудников, когда в коллектив пришла девушка вся в отца: такая же спокойная, такая же скромная, такая же решительная и главное – прекрасная грамотная машиниста. Я в ней души не чаял, как и все сотрудники.