Альманах немецкой литературы. Выпуск 1.

Вниз, к улице сердце летит
В оборвавшемся лифте. Дикий стук в голове,
Качанье в толпе, средь людей и машин,
В ораве орущих ценников,
Где все предложенья и неба, и преисподней
На наших руках безвольных свой дух испускают.
Тела, словно атомы, двигаясь, соединяются,
И расщепляются, и синтезируют, словно инертное месиво,
В шахтах вздуваясь, меж сумрачных стен, гробясь
В дыме падающих туч качаются верхушки необтесанных домов,
Не ощущаю себя. Тьма наступает.
Дрожащим глазам нет опоры
В безумии города. Слезы
Из глаз истекают на землю, и рвота,
Меня облегчая, в яму сливную течет.
Грязь застывает. Мое остается со мною.
На локте твоем повисаю и различаю
Звуки и голоса,
Людей узнаю, красивых, богатых, седых,
Помойных людей с серыми лицами
И бородатых евреев.

Отдаление

Я возвратилась разбитая
Поездка меня изнурила
Три недели вертело меня в центрифуге
Все нервы все косточки все ненормально
Пока я в себя не вернулась
Каждое утро хожу в кофейню Елены,
В полдень обычно меня лихорадит
Там где ущелья домов, в тени,
Птичья свобода меня восхищала
Раньше, в моей стране, где
Все предписывалось и внушалось,
Стоило адских усилий
Поверить предписаньям.
Новый мир радостен, загримирован, беспечен,
Честен. Никто справедливости не утверждает.
Каждая добродетель жестко определена.
Платит тот, кто может платить.
Бедность, обиженная сочувствием,
Никем не преследуемая, спит на Бовери
До полудня. Выблевываю
Свое чувство достоинства,
Оно валяется в сточной канаве,
Я знаю, кто я, (неживая) почти:
Я — радость меж братьев и ангелов мертвых

Душа истончилась и стала

Дощечкой из воска в растворе из спирта;
Они среди ночи явились и вывалили из носилок
Горе свое перед дверью моей.
Вначале зимы я испытала
Выход из тела, ушла высоко,
Перед глазами земля была светлым пятном.
Я вдруг поняла все на свете.
Нечего было сказать.
Была я полна миролюбия и состраданья.

© Sara Kirsch, 1989

© Перевод Л. Васильевой

Хорст Бинек. Бакунин. Инвенция

История (этой книги) сводится к тому, что история, которая (в ней) должна быть рассказана, рассказана не будет

Роберт Музиль

То, чем, возможно, пренебрегли Бакунин и его время, развивается везде и всюду: это будет построено. Построить это необходимо, кто спорит, кроме того, все так неясно, приблизительно и предполагает так много защитных покровов для маленьких беглецов, вынужденных искать прибежища. Это будет построено без творческой страсти. Наше время не желает ничего знать о том, что нужно строить великое и что великие строители всегда были и великими разрушителями.

Густав Ландауер