Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Шарля Бодлера. 200 лет со дня рождения

Маночкой холодною небо кормит землю:
«Кушай кашку, маленькая, дорогая, ешь!»
С крыш свисают ниагары – ледяные кегли,
Так природа вновь склоняет зимний свой падеж.

У мороза нет причин не крепить дорожки,

Вот они покрыты все голубеньким стеклом.
Есть для дворников песок – вынь да и положь-ка!
Что ж, испытывать не будем крепость льда мы лбом.

Всех одела ты, зима, в белые халаты,

Но не признаем в тебе мы нашего врага,
Ведь под елочкой твоей Новый год припрятан,
С детства этим вот сюрпризом жизнь мне дорога.

Солнышко с деревьев всех враз слизнет косынки,

Уплывет зимы недолгой белый пароход.
Только в сердце лишь одном не растают льдинки,
Может, о зиме оно так память бережет.

Почему так больно?

Почему так больно? Кто мне скажет?
Почему так тяжко на душе?
Скоро узел жизненный развяжет
Вечности привычное клише.
Кто я? Пенный всплеск водоворота,
Отблеск лунный в омуте крутом,
Неизвестный кто-то или что-то
И ничто для тех, кто будет жить потом?

1968 г.

А если я себя предам

А если я себя предам,
Дай бог понять мне это,
Чтоб наказал себя я сам –
С самим собой вендетта.

Я стану кровник сам себе

И, не потупив взгляда,
Смирюсь, воздав хвалу судьбе,
Не попрося пощады.

Прощайте, голубые айсберги

Прощайте, голубые айсберги, литые леденцы Земли,
Веками волны вас соленые лизали – сдвинуть не могли.
Но климата язык сухой сумел расплавить вашу крепость,
Так человечества прогресс творит смертельную нелепость.
Простите, что мы вас не сберегли.

В комнате не пишутся стихи

В комнате не пишутся стихи,
Пишутся у ветра на коленях.
На сухих березовых поленьях
Чертиками пляшут огоньки.
Мне пока еще немного лет,
И не раскрутилась жизни лента,
Спят друзья в палатках из брезента
После песен, пива и котлет.
И, не зная, хороши они, плохи,
С лесом добрым в унисон дыша,
Без бумаги и карандаша
Сочиняю я неровные стихи.

1961 г.

Порой нам близкие немилы

Порой нам близкие немилы,
В них каждый жест и взгляд чужой,
Но вот дыхание могилы,
И тянемся мы к ним душой.
Дрожим над этой нитью тонкой
Со всем, что прожил, чем живешь,
Боязнью чахлого ребенка:
«Ты не оставишь, не уйдешь?»
Они добрее стали вроде…
Нет, это ты стал к ним добрей.
Мы растворяемся в природе,
И взгляд другой, и он – верней.

Облака кучевые