Альманах всемирного остроумия №1

Замечательно было первое пpeдcтaвлeниe трагедии Княжнина: «Росслав». Публика пришла в восторг и потребовала автора, которому хотела выразить свою признательность а симпатии. Но так как поощрение такого рода было еще в то время новостью, то поставило Княжнина в недоумение. Дмитревский нашелся при этом случае: он вышел на сцену и объяснил, что для автора восхитительно лестное благоволение публики, но как в театре его нет, то он, Дмитревский, в качестве его знакомого и друга, осмеливается за него принести благодарность публике. Раздались громкие рукоплескания, и с этого времени, когда пьеса ознаменовывалась успехом, стало принято за обыкновение вызывать автора.

* * *

Потемкин, выходя из театра после первого представления Фонвизинского «Недоросля» и увидав сочинителя, сказал: – «Умри теперь, Денис или хоть более ничего уже не пиши! Имя твое бессмертно будет по этой одной пьесе».

* * *

В царствование императрицы Екатерины II кадеты занимались представлением французских трагедий под руководством бывшего тогда здесь знаменитого парижского актера Офрена. Государыня сама нередко посещала эти представления и всегда приказывала наставнику, тогда уже почтенному старцу, страстно любившему свое искусство, садиться в первом ряду кресел. Офрен в восторге нередко забывал, где сидит, и забавлял государыню своими простодушными восклицаниями. Сказывают, что он однажды, слушая монолог в «Магомете» (которого играл П. С. Железников), говорил отрывисто, но довольно таки громко: «bien! tеs-bien! comme un dieu! comme un ange! Presque comme moi»[121].

* * *

Актер Плавилыциков, одаренный необыкновенным талантом, часто увлекался желанием во что бы то ни стало нравиться большей части публики и (как то впоследствии делал Вас. Андр. Каратыгин), исторгал рукоплескания райка неумеренным криком в топаньем. Все, принимавшие в нем участие и в особенности товарищ его, Померанцев, старались внушить ему более умеренности, совместной о требованиями истинного искусства. Однажды он решился последовать их благонамеренным советам. Представляя «Титово милосердие», Плавильщиков играл роль Тита с величайшим старанием, правильно, умеренно, благородно. Друзья его и товарищи, стоявшие за кулисами, восхищались его игрою и по окончании первого акта осыпали его нелицемерными похвалами. Начинается второе действие. В средине второго действия Плавильщиков подходит на сцене к актepy Жебелеву, игравшему роль Секста, и спрашивает его: – «Каково?» – «Превосходно!» – отвечает Жебелев. – «Превосходно! А публика молчит: ни разу не хлопнула. Вы хотите меня погубить вашими советами. Но хочешь ли, я тотчас помирюсь с публикой? Смотри и слушай!» – Он выступил вперед, взмахнул руками, ударил себя в грудь и по-бычачьи заревел свой монолог. Раздались громкие рукоплескания невежественного и безвкусного большинства публики и, к сожалению, еще более утвердили Плавильщикова в необходимости употреблять особенные средства, чтоб приноровиться ко вкусу большей части русской публики.

* * *

Один из актеров бывшей ярославской труппы, во времена Екатерины II, дебютируя в Петербурге в роли Веверлея[122], играл очень плохо и не понравился публике. В то самое время, когда по ходу пьесы жена Веверлея, упрекая его в страсти к картежной игре, говорит ему: «Не играй больше!», партер захлопал, закричал, «браво!» и повторил слова: – «Не играй больше!» – Актер послушался этого совета и оставил сцену, на которой ему не везло, по той причине, что он залез не в свои сани.

* * *

Известный актер Александринского театра русской сцены и автор многих более или менее удачных водевилей, основанных преимущественно на каламбурах, Петр Андреевич Каратыгин был из числа тех русских актеров, которые пользовались особенно милостивым к себе расположением покойного императора Николая Павловича. Каратыгин был большой охотник до русских каламбуров, некоторые из которых ему удавались превосходно, почему вел. князь Михаил Павлович, сам страстный каламбурист, иногда говорил случаю какого-нибудь русского каламбура, удачно исполненного Каратыгиным: – «Ах, злодей Каратыгин, перебил у меня каламбур, потому что ведь правда, «les beaux esprits se rencontrent»[123]. – Раз съехались русские актеры в Зимний дворец для представления там. Перед началом спектакля обыкновенно им отводили особые комнаты для приготовления и ожидания; но на этот раз какими-то судьбами поместили их временно ни более, ни менее как в прачечной, просторной, но неудобной. Узнав об этой негостеприимной и неучтивой ошибке, государь нашел нужным извиниться в качестве хозяина дома перед своими драматическими гостями. – «Не беспокойтесь, ваше величество, – сказал Петр Андреевич Каратыгин с обычною своею улыбкой, – ведь нас только хотели поласкать (полоскать). – Государь благосклонно принял каламбур и сказал Каратыгину: – «Каламбур; а ведь брат-то (Вел. Кн. Михаил Павлович) в иную пору у тебя этот хлеб отбивает». – «Мы за хлебом не стоим, государь, – заметил Каратыгин, – лишь бы соль нам осталась».

* * *