Альмарик

Стремительность его натиска помогла этому броску. Он пронесся головой вперед над моей спиной, врезался в твердый грунт, перекатился и остался недвижим. Еще мгновение я, покачиваясь, простоял над ним, услышал рванувшийся из множества глоток людей Котха оглушительный рев, а затем наплыв темноты вычеркнул звезды и потрескивающие факелы — я свалился без чувств поперек неподвижного тела соперника.

Как позже я узнал, все были уверены, что мы оба умерли. Несколько часов нас приводили в чувство. Как наши сердца выдержали такие невероятные усилия и напряжения, остается загадкой. Оказалось, что наш бой был самым длительным из всех, что проводились на этой арене.

Даже по критериям Котха, Гхор был очень плох. При последнем падении он сломал ключицу и получил трещину черепа, не говоря уже о менее серьезных травмах, нанесенных ему в ходе схватки. У меня были сломаны три ребра, а суставы, конечности и мускулы настолько вывернуты и перекручены, что в течение нескольких дней я не в состоянии был даже встать с постели. Люди из племени применили все известные средства, чтобы поскорее залечить наши раны; надо сказать, что в этом искусстве они оставили землян далеко позади; и все-таки главную роль в том, что мы встали на ноги, сыграла наша первобытная жизнестойкость. Если дикое существо ранено, то оно либо быстро погибает, либо быстро выздоравливает.

Когда я спросил у Тхэба, не возненавидит ли меня Гхор из-за своего поражения, то Тхэб растерялся, так как Гхор до того еще никому не проигрывал.

Но вскоре все разрешилось само собой, и я получил красноречивый ответ на этот счет. В мою камеру вошли семь дюжих воинов, неся на носилках моего недавнего врага, настолько перебинтованного, что я с трудом узнал его, и то лишь благодаря знакомому ревущему голосу. Он приказал товарищам принести его в мою камеру, как только смог пошевелиться на своем ложе. Он смотрел на меня без всякой злобы. В его большом и простодушном первобытном сердце было лишь восхищение человеком, которому впервые в жизни он уступил в единоборстве. В гомеровском стиле он подробно изложил ход нашей схватки, причем с таким пылом, что стены камеры вибрировали, и с ревом выразил нетерпеливое желание сражаться рядом со мной против врагов Котха.

Когда его, все еще продолжающего ревом выражать восхищение и строящего планы будущих кровопролитных битв, уносили, я ощутил переполняющее сердце теплое чувство к этому великодушному сыну природы, куда более человечному, чем большинство утонченных отпрысков цивилизации, с которыми мне доводилось встречаться.

Так я, Исайя Керн, из дикаря стал варваром. Вскоре, как только я смог ходить, меня привели в зал с куполом, где собрались все мужчины племени. Я встал перед сидящим на троне Хосутхом-Крушителем Черепов, и он разрубил над моей головой таинственный символ Котха. Затем собственными руками облачил меня в доспехи воина — широкий с железной пряжкой кожаный пояс, к которому крепились кинжал и длинный прямой меч с широкой серебряной гардой. После чего мимо нас прошли в колонну по одному все воины племени, причем каждый вождь, прикасаясь ладонью к моей, называл свое имя, и я повторял его, а он, в свою очередь, называл меня новым именем — Железная Рука. Эта процедура оказалась наиболее утомительной: в племени было около четырех тысяч воинов, из них разного ранга вождей насчитывалось до четырех сотен. Но это было частью ритуала посвящения, и по его окончании я стал таким же жителем Котха, как если бы родился в племени.

Расхаживая по камере, как тигр в клетке, во время бесед с Тхэбом и позже, уже будучи полноправным членом племени, я услышал все, что знал народ Котха о своей странной планете.

Судя по рассказам, они и подобные им — единственные настоящие люди на Альмарике, хотя далеко на юге обитала какая-то таинственная раса человеческих существ — их называли ягами. Жители Котха звали себя гурами, причисляя к таковым подобных себе людей; само слово «гур» означало то же, что на Земле слово «человек». На Альмарике было множество племен гуров, обитавших отдельно друг от друга в городах такого же типа, что и Котх. Ни в одном из племен количество воинов-мужчин не превышало четырех-пяти тысяч; в каждом племени было соответствующее число женщин и детей.