Альмарик

Острая необходимость заставляет забыть о травмах. Мгновенье назад я болезненно хромал. Сейчас же я мчался к скалам в таком темпе, словно был свеж и невредим. С каждым шагом бедро простреливала невыносимая боль, из вновь открывшейся раны хлынула кровь, но я сжал зубы и удвоил усилия. Мои преследователи залаяли и понеслись следом с такой скоростью, что я уже не надеялся добежать до деревьев у скал прежде, чем они набросятся на меня. Меня едва не хватали за пятки, когда я ввалился в низкорослые заросли, вскарабкался на распростертые ветви и облегченно вздохнул. Но, к ужасу моему, они полезли вслед за мной! Бросив отчаянный взгляд вниз, я понял, что это не были настоящие гиены; они отличались от известной мне породы точно так же, как все на Альмарике слегка отличалось от ближайших земных аналогов. Эти звери обладали кривыми, как у кошек, когтями и достаточно близким к кошачьему строением тела, что позволяло им карабкаться не хуже рыси.

В отчаянии я был готов повернуться лицом к ним и вступить в схватку, но вдруг увидел прямо над головой выступ на скале, где от выветривания образовалась глубокая ниша. Перебравшись по ветвям на скалу, я взобрался по опасному склону, втащил свое исцарапанное и разбитое тело на выступ и растянулся на нем, глядя вниз на моих преследователей, сгрудившихся на самых верхних ветвях и воющих, как заблудшие души. Видимо, они не умели карабкаться по скалам, хотя одна из тварей попыталась запрыгнуть на выступ и, отчаянно цепляясь когтями за каменный склон, с диким визгом свалилась вниз. Больше гиены не пытались до меня добраться.

Но и свой пост не покинули. Высыпали звезды, странные незнакомые созвездия бледно засверкали на темном бархате небосклона, над скалами взошла огромная золотистая луна и залила холмы таинственным светом; но подо мной по-прежнему сидели мои стражи, изливая ненависть и животный голод в вое.

Воздух был ледяным, голые камни, на которых я лежал, покрылись инеем. Руки и ноги застыли и онемели. Я наложил на ногу жгут из пояса, видимо, во время бега я порвал какие-то маленькие вены, задетые при ранении, и продолжающееся кровотечение вызывало тревогу.

Никогда в жизни я не проводил более скверной ночи. Я лежал на покрытом инеем каменном выступе и дрожал от холода. Снизу на меня были устремлены горящие глаза. Над темными холмами раздавались рычание и вопли неизвестных чудовищ. Ночь взрывалась лаем, воем и криками. И посреди всего этого я лежал голый, израненный, продрогший, голодный, напуганный, как мог лежать в эпоху палеолита кто-либо из далеких предков на моей планете.

Мне стало понятно, почему наши дикие предки поклонялись Солнцу. Когда холодная луна наконец скрылась и над далекими скалами показался золотой край солнца Альмарика, я едва не заплакал от радости. Подо мною рычали и потягивались гиены, время от времени разражаясь в мою сторону коротким лаем. Вскоре они спрыгнули вниз и разбежались в поисках более легкой добычи. Постепенно солнечное тепло согрело мои застывшие, онемевшие конечности, и я с трудом встал, приветствуя начало нового дня, как это мог бы сделать мой забытый предок в дни молодости Земли.

Вскоре я спустился и набросился на орехи, гроздьями висевшие на ближайших кустарниках. От голода я почти терял сознание и решил, что лучше погибнуть от отравления, чем голодной смертью. Я раскалывал толстую скорлупу, жадно грыз мясистые ядра и не мог припомнить никакой земной пищи, даже самой изысканной, которая была бы так вкусна. Никаких болезненных последствий не случилось: орехи оказались съедобными и питательными. Я начал приспосабливаться к моему окружению, по крайней мере что касалось пищи. Одно из препятствий для существования на Альмарике я преодолел.

Нет необходимости подробно описывать мою жизнь в течение нескольких последующих месяцев. Я обитал среди холмов, перенося такие страдания и лишения, каких никогда не испытывал ни один землянин. Беру на себя смелость утверждать, что только человек, обладающий исключительной силой и крепостью, смог бы выжить в условиях, в которых выжил я. Но я не только выжил. Наконец-то я начал находить удовольствие в жизни.

Вначале я не отваживался покидать долину, где был верный запас пищи и воды. На выступе я соорудил из веток и листьев подобие гнезда и спал в нем по ночам. Спал ли? Это не то слово. Я забивался туда, пытаясь уберечься от холода, терзавшего меня всю ночь напролет. Днем я урывал минуты для сна, научившись спать где угодно, когда угодно и настолько чутко, что мог проснуться от малейшего необычного шума. В оставшееся время я исследовал долину и окружавшие ее холмы, собирал и ел орехи. Нельзя сказать, что мои скромные исследования проходили монотонно. Время от времени мне приходилось мчаться к скалам или деревьям, иногда оказываясь на волосок от смерти. Холмы кишели дикими животными, и все они казались хищниками.