Алмаз Чингисхана

– ... Тревожная память ряда поколений моих предков. Мои собственные муки, бред, ночные кошмары... Обеспокоенная совесть, не желающая смириться с гибелью стрельцов, которые мне доверились, гибелью многих других... Все это нахлынуло, сводя с ума, когда я вошел в пещеру и увидал сокровищницу. Я бросился раскрывать сундуки... Мне показалось... если распахну их все, сияние несметных сокровищ самого Чингисхана оправдает то, что было со мной и с другими! – Голос его сорвался от вспоминаемых переживаний. Затем опять окреп. – Еще недавно. Не зная тебя, я смотрел на золото, древнее золото, раскиданное под ногами... И начинал прозревать страшную правду. Увиденное не принесет успокоения, которого я так страстно и мятежно искал все лучшие годы жизни и надеялся обрести здесь. Даже если бы увидел все сокровища в сундуках... Не стоили, не перевешивали они моих мучений...

Но это позади. Я вижу тебя, и странное, с детства позабытое спокойствие ласкает меня, как никогда не ласкала ни одна любящая женщина. Ты оправдал все...

Оставить тебя здесь? Это всё равно, что оставить здесь частицу себя и потом сойти с ума. А взять тебя с собой в тот мир? Зачем? Вечно бояться потерять? Постоянно ревниво помнить, что моя жизнь в сравнении с твоей лишь ничтожный миг? А на закате лет познать еще и душевные муки, похожие на муки ревности старика к своей юной жене? Мне уже сейчас неприятна мысль, что ты переживешь меня, и кто-то другой будет признаваться тебе в потайных чувствах и помыслах, как я сейчас...

Нет! – перешёл он на доверительный шепот. – Ты мой и только мой. Я растворюсь в тебе, останусь таким же вечным, как и ты. И вечно в расцвете сил... Пусть больше никто и никогда не увидит твоего сияния!

Он притих, замолчал. Исчезали слова, удалялись и пропадали мысли, страсти, память и надежды. И он погружался в безмятежное умиротворение, какое бывает лишь иногда в детстве. Когда просыпаешься солнечным утром, но еще не проснулся и не можешь понять: где ты, что ты, кто ты и зачем, – и понимание не нужно, ни к чему, потому что это и есть счастье; но ты еще не знаешь об этом.

Огромный скальный обломок с западнёй хрустнул, затрещал боковыми краями у стен теснины, обламываясь выступами, сползая и непрерывно убыстряя свое падение.

Борис едва успел вырваться из объятий водоворота и увернуться от куска скалы, который рухнул в речку, всплеснул большую волну. Его и девушку подхватило этой волной, швырнуло по течению, понесло меж острых выступов отвесных круч, неприступно мрачных в холодной тени глубокой теснины. Речка делала крутой заворот на запад, и, когда Борис последний раз оглянулся, рухнувший обломок скалы уже пропал из виду. Внезапно яркие отблески красного солнца ослепили его и Настю. Их скоро пронесло мимо заливчика, где так недавно шумел и пенился водопад, скрывая лаз тайного прохода к площадке у озёр. Теперь лаз различался тёмным пятном, как если бы выполнил своё предназначение, заманив и погубив почти всех искателей сокровищ Великого Завоевателя. И жутко было думать о том, что Мещерин, возможно, ещё жив, но никогда больше этого не увидит, а они уже не в силах спасти его.

Русло горной речки расширялось, водная гладь успокаивалась, и они все дальше и дальше уплывали от того места, где оставался заживо погребенным Мещерин.

8. Возвращение

Как преследуемые мстительными призраками, они торопились очутиться подальше от разрушенной сокровищницы, нигде не останавливались всю ночь и с рассветом добрались до укрытого зарослями протяжённого оврага. Стреноженные лошади Мещерина, Ворона, Насти и Бориса ждали их в этом овраге с позапрошлого вечера, когда трое мужчин оставили их, а сами отправились к стойбищу освобождать девушку. Животные заждались, и всячески выражали свою радость. Потом кобыла Мещерина забеспокоилась, долго всматривалась туда, откуда спустились Борис и Настя. Она прошла с Мещериным долгий путь, и Борис проявлял к ней особенную внимательность, поглаживал по морде, успокаивал, но не утешал.

Ружье было прикреплено к седлу, как он его и оставил. С ним в руках он почувствовал себя гораздо увереннее. До полудня занимался изучением следов казаков, начиная от того места, где расстался с ними. Вскоре он уже сделал вывод, что спрятанных в рощице казачьих лошадей обнаружили и увели монголы стойбища, а следы самих казаков и атамана вели к двугорбой горе. Настя боялась оставаться одна, повсюду не отставала от него, и, несмотря на природную выносливость, обратно плелась без сил. Бессонные ночи и события, которые произошли за последние двое суток, утомили девушку. Ей требовался отдых. Но в овраге их не покидало чувство уязвимости и тревоги. Заметив в ближайшей к рощице горе неприметную расселину, сверху которой просматривался весь овраг, они перебрались туда и прождали возвращения казаков до поздних сумерек. Никто так и не объявился. Не вернулся в овраг за своим гнедым жеребцом и Федька Ворон.