Алмаз - камень хрупкий

Полковник Рамазан Гафаров — высокий, худой сорокапятилетний мужчина с болезненным румянцем на щеках. По утрам он обычно сидит у окна на деревянной скамейке, смотрит карими бархатистыми глазами на древние стены соловецкого кремля, на визгливых стрижей, чертящих по белесому небу дуги, тихо покашливает и думает одну и ту же невеселую думу.

До конца срока осталось два года, но вряд ли он, больной туберкулезом, проживет эти два года, и никто на его родине никогда не узнает, как попал в западню опытный разведчик, не раз засылавший шпионов на территорию России.

Там, далеко, на берегу тихой бирюзовой бухты, в беломраморном двухэтажном домике, где помещается центральное отделение его разведки, отлично знают об его исчезновении и, вероятно, имеют даже сведения, где он. Так почему же они молчат?

Почему родина, ради которой полковник Гафаров не раз рисковал жизнью, родина, которой он отдал всего себя, все свои силы, ничего не пожелала сделать для него, когда он очутился в беде?

А сколько друзей было у него… И все они остались там, в белом мраморном домике, утопающем в гуще мандариновых деревьев и вечноцветущих роз на берегу голубого моря.

Вот проплывает перед ним красивое лицо Сали Сулеймана, ловко разоблачившего одного из шпионов союзной державы. Вот улыбающийся остряк Хафыз, написавший сам на себя донос. А вот чья-то склоненная над письменным столом седая голова с орлиным носом и опущенными углами чувственных губ. Это его начальник — Музафар-бей, властный, самолюбивый старик, не допускавший ничьих возражений.

Но все эти лица вдруг заслоняет нежное женское лицо с темно каштановыми волосами, расчесанными на прямой пробор, и с огромными зелеными глазами. Это прекрасная Мерием… Ах, почему он тогда не пристрелил ее?! Стоило ему в тот роковой момент сосредоточить на ней внимание, он успел бы выхватить свой пистолет и всадить в это обласканное им тело всю обойму. Вот о чем теперь более всего сожалел полковник…

Внешне Гафаров всегда спокоен, но мысли, скрывающиеся за высоким лбом, обрамленным темными с серебристой проседью волосами, бурлят и клокочут, как в кипящем котле, и обжигают воспаленный мозг…

В первые три года пребывания в Соловках он каждую осень, перед отлетом птиц в теплые страны, надевал на лапки прирученным монахами и богомольцами чайкам жестяные кольца, на которых были нацарапаны "SOS", его старая кличка и координаты.

Но друзья молчали, словно опасаясь нарушить веками установившееся правило всех разведок мира: отказываться от своих "провалившихся" шпионов и лишь в редчайших случаях обменивать их на пойманных таких же "инкогнито" той страны, где томится в заключении особо нужный им человек.

Пять лет назад Гафаров начал кашлять, а в прошлом году ощутил на языке солоноватый привкус крови и понял, что это начало конца. И все же где-то глубоко в груди еще теплилась надежда.

В редкие дни, когда подле монастырской тюрьмы дежурил часовой татарин Хадзыбатыр, он разрешал полковнику выходить за ворота кремля к берегу моря.

Зная о тяжелом состоянии здоровья государственного преступника Гафарова, монастырско-тюремное начальство смотрело на эти "тайные" прогулки сквозь пальцы, так как было твердо уверено, что больной полковник "учинить утечки не может". Да и сам Рамазан понимал, что побег с Соловецких островов без специальной подготовки невозможен. Об этом свидетельствовали неудачные попытки бегства как в прошлом, так и в этом веке — и нижегородского посадского Дружинина, и матроса Куницына, и многих других заключенных.

Дойдя до берега и присев на обкатанный морем валун, Гафаров часами пристально смотрел на ажурные кружева холодного темно-стального моря, и порой ему казалось, что вот сейчас на горизонте появится присланная за ним канонерка. Но вместо нее неожиданно показывалась громадная спина белухи [Млекопитающее морское животное] и снова исчезала в пенных кружевах.

Слушая шуршанье волн, умирающий разведчик закрывал глаза и снова видел бирюзовую бухту с беломраморными дворцами, затерянными в изумрудной зелени листвы. А за ними, сверкая золотом и переливаясь всеми цветами радуги, поднимался купол величественной мечети с двумя вылепленными, словно ласточкины гнезда, минаретами. Справа от мечети, в европейской части города, виднелся отель "Золотой олень", где полковник так часто встречался с друзьями, и однажды, за день до своего несчастья, ужинал с коварной Мерием. Ее настоящее имя, конечно, Мария, а не Мерием. Это он понял еще там, в пограничном лесу, при первом и последнем их любовном свидании. Несомненно, эта красавица с беломраморным телом — не немка и не гречанка, а русская. И как он сразу не догадался! Если бы не она, не эта ужалившая его в самое сердце змея, он был бы свободным, счастливым, богатым человеком и не харкал бы по утрам кровью на затерянных где-то на краю света Соловецких островах.

За восемь лет пребывания в этой проклятой аллахом бухте Благополучия он изучил историю Соловков. Изучил досконально, как профессиональный разведчик.