Алмаз - камень хрупкий

Наконец находка была извлечена из-под валуна. Ею оказалась та самая осыпанная жемчугом, самоцветами и украшенная непревзойденным александритом некогда пропавшая из монастыря золотая митра. От долгого нахождения в земле жемчуг пожух, самоцветы, припорошенные желтоватой пылью, поблекли, и лишь огромный александрит сверкал своим ярким переливчатым блеском.

Не задумываясь, почти машинально, Гафаров начал отгибать острой галькой плоские лапки, охватывавшие александрит. Он понимал, что главную ценность представляет не золото митры с массивным крестом, не жемчуг и самоцветы, а этот изумрудно-зеленый камень.

И вот александрит оказался на ладони Рамазана. Что делать с митрой? Решение было найдено почти мгновенно: "преступник, оставляющий след, не преступник, а самоубийца".

Обтерев платком камень и заложив его за щеку, Гафаров взял митру и, подойдя к морю, швырнул ее в набежавшие волны. Митра упала крестом вниз, покачалась несколько секунд в мутной пене и исчезла под водой.

Слушая шуршание волн и глядя в даль, где плескались в дымке тумана неуклюжие, поросшие каким-то рыжим мхом тюлени, умирающий разведчик невольно сравнил их с грациозными дельфинами, играющими в солнечных лучах голубого моря. Мгновенно потускнела радость находки, и тотчас с удивительной ясностью вспомнил он всю историю своего падения в бездну…

Он познакомился с Мерием в высшем аристократическом обществе, в доме одного из членов правительства. Потом несколько раз Рамазан и Мерием случайно встречались то в театре, то в парке, и вскоре полковник почувствовал, что она — именно та женщина, которую он давно искал, о которой мечтал всю жизнь. Мерием при встрече всегда ласково улыбалась, обнажая свои чуть влажные жемчужные зубы, иногда позволяла Гафарову провожать себя, а при прощании как-то особенно дружески отвечала на его рукопожатие…

В тот роковой майский день, когда полковник выходил из одной подозрительной транспортной конторы, расположенной в порту и занимающейся, по имевшимся сведениям, контрабандой, он вдруг увидел Мерием в светлом спортивном костюме. Она непринужденно поднималась по трапу на сверкающую белизной яхту. Рамазан окликнул Мерием в тот момент, когда яхта собиралась отчалить от берега.

— Счастливого плавания, — сказал полковник.

— Благодарю, — ответила Мерием и помахала ему рукой.

— А может быть, и меня возьмете с собой на прогулку? — в шутку предложил полковник,

— Садитесь!

Рамазан прыгнул в яхту, и она с раздутыми паруса — ми понеслась по бирюзовому зеркалу бухты, мимо стоящих на якорях иностранных пароходов с разноцветными флажками.

Что же было дальше?.. В памяти остался удивительный полет чайки — словно пущенный бумеранг; кружева морской пены за кормой лодки и нежный, как лепесток розы, поцелуй.

Потом расшалившейся Мерием захотелось уплыть из бухты в открытое море. Там, в открытом море, к ним подплыла лодка, и сидевший в ней бородатый человек в зеленой фуражке с гербом потребовал предъявить документы. Гафаров показал таможенному чиновнику свой служебный пропуск. Человек кивнул головой и исчез со своей лодкой.

Потом Мерием почувствовала себя плохо и попросила подплыть к берегу. Все это полковник отлично помнил. Вот они вышли на берег. В поисках тени вошли в лесок. Там Мерием прилегла на траву и вдруг протянула к нему свои полуобнаженные руки. Все это было как во сне, а когда он очнулся, то увидел, что вокруг стоят с ружьями наперевес какие-то люди. Их было много, этих вооруженных людей. Пожалуй, более десяти, а он — один, если не считать отбежавшей в сторону Мерием. И все же полковник выхватил свой пистолет, но тут же сильный удар в голову свалил его с ног.

Потом солдаты набросили на Гафарова какие-то ковры и долго заворачивали его в эти пахнувшие нафталином и махоркой противные тряпки. Затем тюк опустили на дно фелюги. Помнил еще Гафаров, что его качало, как в люльке, и кто-то, издеваясь, пел над ним, изменяя слова, колыбельную песню.

Да готовясь в бой опасный,
помни мать твою…

И слышался хохот, похожий на лошадиное ржанье. А потом тюрьмы, допросы, этапы, пересылки. Неосторожный шаг полковника одной из стран Ближнего Востока, начальника оперативного отдела разведки Рамазана Гафарова, привел его на Соловки.

На первом допросе арестованный потребовал, чтобы пригласили прокурора. Его просьба была удовлетворена, и полковник высказал прокурору свое презрение к недопустимым методам русской контрразведки.

Ведь даже у цирковых борцов есть запрещенный прием "ключ", с жаром говорил Гафаров, а боксерам не разрешается наносить противникам удары ниже пояса. И то, что сделали с ним, профессиональным разведчиком, схватив его на чужой территории во время любовного свидания, он считает нечестным, недопустимым приемом борьбы со стороны уважающего себя государства.

Прокурор был предупредительно вежлив. Выслушав тираду полковника, он спокойно сказал:

— Видите ли, в вашем деле имеется акт, из которого явствует, что вас взяли на территории Российской империи. Возможно, это случилось вблизи границы, но суть дела от этого не меняется.