Алмаз - камень хрупкий

Парень, небрежно закинув ногу на ногу, сказал нарочито громко и явно рисуясь:

— Что же, рассказ в общем неплохой, но в деталях есть кое-какая недоработка. Небрежен язык, не совсем понятна символика… В конце концов, думаю, каждый из нас, если бы захотел, мог написать не хуже. А так вообще рассказец сносный.

Уайтингу показалось, что его хлестнули по лицу.

— Вы находите? Советую вам как-нибудь на досуге попробовать. Мне кажется, у вас это отлично может получиться, — отпарировал Уайтинг, едва сдерживаясь от резкого ответа. За Ричарда мгновенно вступились Зося и Бетти.

— Не волнуйтесь, Ричард… Не обращайте внимания.

— У каждого может быть свое мнение.

— Конечно, — согласился Ричард, понимая, что юный пижон критиковал его так нахально лишь потому, что отлично видел тщетно скрываемую бедность автора, а сам был, по-видимому, обеспеченным бездельником, живущим на средства богатых родителей. Ричард знал также, что парень этот не посмел бы сказать ничего подобного, будь автор рассказа известным писателем.

В разговор вмешался джентльмен в сером.

— Чтобы создать повесть, роман, пьесу или поэму, кроме вечного пера, нужен еще один незначительный пустячок: талант.

Девушки рассмеялись, а хозяйка, взяв пожилого гостя под руку, пригласила всех к столу.

Чаепитие проходило как обычно: гости пили чай с ромом, ели бисквиты и какие-то сладкие кексы с цукатами, каламбурили и повторяли газетные новости.

К концу ужина появились соседи: студент Джек Вурворт и Джо Паркер.

Пока они извинялись за опоздание и усаживались за стол, Ричард незаметно вышел и уединился у себя в комнате.

Сев за письменный стол, он задумался. Крайне неприятный осадок оставил в его душе этот нахальный парень. Впрочем, стоит ли нервничать из-за какого-то невежды…

В дверь тихо постучали. "Наверное, Зося", — подумал Ричард и крикнул:

— Войдите!

К его удивлению, в дверях показался человек в сером.

— Простите, — сказал он. — Нас не представили на вечере друг другу. Мое имя Говард Фром.

— Вы издатель Говард Фром?! — удивился Уайтинг, вскакивая с плетеного кресла. — Садитесь, пожалуйста.

— Благодарю, — усмехнулся Фром, усаживаясь на единственный стул с выцветшей обивкой.

— Ваш визит так неожидан. Прошу извинить за беспорядок.

— Пустяки. Я человек деловой и никогда не обращаю внимания на мелочи. Главное — дело, а детали — вещь второстепенная.

И, помолчав, добавил:

— Мне бы хотелось, чтобы этот вечер не был у нас потерян.

— Пожалуйста, если это зависит от меня, я к вашим услугам.

— Итак, разрешите приступить к делу, — продолжал Фром. — Скажу вам откровенно, прошло уже более полугода, как я обратил внимание на вас, вернее, на ваше творчество. И пришел к заключению, что вы, несомненно, талантливый человек. Но в наше время, время космических исследований, невероятного взлета и падения акций, весь мир занят только бизнесом, и одного таланта недостаточно, чтобы выбиться на широкую дорогу. Времена Джека Лондона отошли в область преданий и не повторятся никогда.

— К сожалению, это так, — с грустью подтвердил Уайтинг.

— Надеюсь, — продолжал посетитель, — что о нашем разговоре, чем бы он ни завершился, никто никогда ни при каких обстоятельствах не узнает. Если вы дадите мне слово джентльмена, я изложу свое предложение.

— Конечно, — согласился Ричард.

— Тогда начнем с главного: я, будучи культурным человеком, люблю, ценю и уважаю литературу, а как бизнесмен, естественно, интересуюсь прибылью от нашего крайне трудного коммерческого дела. Мы, издатели, должны не только знать конъюнктуру литературного рынка, движение цен на бумагу, процент брака и макулатуры, спрос и так далее, но и конкурировать между собой. Последнее обстоятельство заставило меня задуматься над отношением писателей к издателям. Оговорюсь заранее: меня, Говарда Фрома, нисколько не интересует литературная слава. Если бы в один прекрасный день я стал бы вдруг известным беллетристом, это нисколько не привело бы меня в восторг. А вот заработать на издании чужих рукописей тысяч десять долларов я бы, разумеется, не отказался и искренне прославлял бы талантливых авторов…

— Простите, я не совсем понимаю. Вы хотели говорить о каком-то предложении… — перебил Уайтинг.

— Да. Разрешите мне довести свою мысль до конца, — бросив пристальный взгляд на Ричарда, продолжал издатель. — Чего жаждет каждый литератор? Славы и долларов. Вы согласны со мной?

— Ну, да… предположим…

— А нам, издателям, нужен только презренный металл. Это, так сказать, преамбула. Теперь, разрешите, я перейду к сути дела. Писатель к писателю относится всегда по-дружески, а к издателю с явной неприязнью, как к торгашу, спекулирующему на его таланте. Не так ли?

— Допустим.

— Вот я подумал: если я стану литератором, отношение авторов ко мне в корне изменится. Я войду в среду писателей как свой человек. Буду пользоваться доверием и уважением не только у пишущей братии, но и у читателей. Кроме того, приобрету авторитет у самих издателей, и мне легче будет конкурировать с ними. Надеюсь, вы уже догадались, о чем пойдет речь.

— Не совсем.