Алмаз раджи

Сайлас вскрыл конверт с адресом и велел кучеру ехать в Бокс-Корт, что неподалеку от Стрэнда. Должно быть, кучер знал это место: он с изумлением взглянул на американца и попросил еще раз повторить адрес. С неизбывной тревогой в душе Сайлас уселся в роскошный экипаж и поехал по указанному адресу. Тупик оказался слишком узким, чтобы в него могла пройти карета. Это был, собственно, проход в ограде, по обе стороны которой высились каменные тумбы. На каждой из них сидели люди, которые дружески кивнули кучеру. Сопровождавший карету лакей, распахнув дверцу, осведомился у Сайласа, снимать ли сундук, и если да, то куда его отнести.

– Будьте добры, – ответил Сайлас, – доставьте его в дом номер три.

Лакею пришлось призвать на помощь одного из тех, кто восседал на тумбах, а также и самого Сайласа, и только тогда, и то с величайшим трудом, удалось дотащить сундук до двери названного дома, где, как с ужасом обнаружил Сайлас, уже толпилось несколько зевак. Однако, скрывая нарастающую тревогу, он постучал в дверь и, когда ее открыли, предъявил второй запечатанный конверт.

– Хозяина сейчас нет дома, – сказал человек, принявший пакет, – но если вам будет угодно оставить письмо и наведаться сюда завтра с утра, я смогу сообщить вам, сможет ли он вас принять и в какое время. Угодно ли вам также оставить и сундук? – прибавил он.

– Охотно! – воскликнул Сайлас, но тут же раскаялся в своей поспешности и заявил, что предпочитает забрать сундук с собой в гостиницу.

Зеваки, заметив его колебания, проводили его к карете насмешками, и Сайлас, сконфуженный и перепуганный, попросил кучера отвезти его в ближайшую приличную гостиницу.

Экипаж принца доставил Сайласа в отель «Крейвен» на Крейвен-стрит и тотчас уехал. Единственным свободным номером оказалась небольшая комната на четвертом этаже, выходившая окнами на двор. В эту-то каморку с немалым трудом двое рослых коридорных втащили сундук. Нечего и говорить, что Сайлас по пятам следовал за ними и дрожал на каждом повороте, опасаясь, что сундук уронят и разобьют, и тогда обнаружится его жуткое содержимое.

В номере он уселся на край постели, чтобы отдышаться после пережитого. Но не успел он расслабиться, как снова окоченел от страха: чрезмерно услужливый коридорный, опустившись на колени возле сундука, принялся развязывать веревки и колдовать над замком.

– Оставьте, ради бога! – закричал Сайлас. – Мне в эти дни ничего оттуда не понадобится.

– В таком случае, сэр, вам следовало бы оставить его внизу, – проворчал коридорный. – Экая здоровенная штуковина, и тяжелая, как церковь! Что у вас там? Если деньги, то вам можно только позавидовать!

– Деньги? – в полном замешательстве переспросил Сайлас. – О каких деньгах вы говорите? Нет у меня никаких денег, не болтайте глупости.

– Успокойтесь, хозяин, – подмигнув, проговорил коридорный. – Никто не тронет ваши сокровища. Но этот сундук так тяжел, что не мешало бы выпить за здоровье вашей милости!

Сайлас сунул ему два франка, извинившись, что других денег у него нет, так как он только что прибыл с континента. Коридорный, с презрением поглядывая то на монеты, то на сундук и продолжая ворчать, наконец-то соизволил выйти из номера.

Мертвое тело уже два дня покоилось в сундуке, и, оставшись в одиночестве, несчастный американец принялся тщательно обнюхивать его со всех сторон. Однако погода стояла холодная, и сундук все еще надежно хранил свою страшную тайну.

Сайлас опустился на стул, закрыл лицо руками и впал в тяжелую задумчивость. Если ему не удастся в ближайшее время отделаться от сундука, то он, несомненно, будет разоблачен. Он один в чужом городе, без друзей и знакомых. Если письмо доктора ему не поможет, то он погиб.

Он начал меланхолически припоминать честолюбивые мечты, которые питал прежде. Теперь ему уже не стать представителем родного Бангора в сенате штата Мэн; не продвигаться ступень за ступенью по общественной лестнице и уж наверняка придется расстаться с мыслью быть избранным президентом Соединенных Штатов и оставить по себе тяжеловесный памятник в вашингтонском Капитолии! Отныне он навеки прикован к трупу, заключенному в этом сундуке!

Трудно передать, какими словами клял он и доктора, и несчастную жертву убийцы, и мадам Зефирин, и коридорного, и лакеев принца Флоризеля – словом, всех, кто был хотя бы косвенно причастен к постигшей его беде.

В семь вечера он спустился вниз пообедать, но желтые стены гостиничного ресторана навели на него тоску. Ему казалось, что все посетители поглядывают на него с подозрением, а все его мысли были в номере с проклятым сундуком. Когда официант подал сыр, нервы Сайласа были уже до того напряжены, что он испуганно вскочил, пролив на скатерть полбутылки эля.

Когда с обедом было покончено, лакей показал ему, как пройти в курительную комнату. И хотя молодой человек предпочел бы как можно скорее вернуться к своему страшному сокровищу, у него не хватило духу пренебречь указанием лакея. Вскоре он вошел в полутемный, слабо освещенный газовыми рожками подвал, игравший здесь, вероятно, роль клуба.