Алмаз раджи

– Фрэнк, – сказал он с улыбкой, – как жалко, что вы такой осел! У вас задатки приличного мужчины. И, должно быть, это уже дыхание смерти: как вы ни стараетесь разозлить меня, вам это не удается. Знаете что? – продолжал он. – Мне кажется, что мы с вами несчастнейшие люди во всей Англии. Мы дожили до тридцати лет без жены, без детей, без любимого дела – жалкие горемыки. И надо же было нам столкнуться из-за девушки! Да их в Соединенном Королевстве миллионы! Ах, Фрэнк, Фрэнк, жаль мне того, кто проиграет свой заклад! Лучше бы ему… – как сказано в Библии? – лучше мельничный жернов повесить ему на шею и бросить его в море… Давайте-ка выпьем! – предложил он вдруг с глубокой серьезностью.

Я был тронут его словами и согласился. Он присел за стол и взглянул на меня сквозь стакан хереса.

– Если вы одолеете меня, Фрэнк, – сказал он, – я сопьюсь. А вы что сделаете, если я возьму верх?

– Право, еще не знаю, – сказал я.

– Ну, – сказал он, – а пока вот вам тост: «За свободную Италию!».

Остаток дня прошел все в том же томительном ожидании.

Я накрывал на стол, в то время как Норсмор и Клара готовили обед в кухне. Расхаживая взад и вперед, я слышал, о чем они говорят, и меня удивило, что разговор все время идет обо мне. Норсмор опять «включил нас в одни скобки» и называл Клару разборчивой невестой; но обо мне он продолжал отзываться с уважением, а если в чем и порицал, то при этом не щадил и себя. Это вызвало у меня благодарное чувство, которое в соединении с ожиданием неотвратимой гибели наполнило мои глаза слезами. «Вот ведь, – думал я, и самому мне смешна была эта тщеславная мысль, – три благородных человека должны погибнуть, чтобы спасти одного грабителя-банкира!»

Прежде чем сесть за стол, я выглянул в одно из верхних окон. День клонился к закату. Отмель была до жути пустынна. Сундучок стоял на том же месте, где мы его оставили.

Мистер Хеддлстон в своем длинном желтом халате сел на одном конце стола, Клара – на другом, Норсмор и я сидели друг напротив друга. Лампа была заправлена, вино – отличное, мясо, хоть и холодное, тоже первоклассное. Мы как бы молча сговорились тщательно избегать всякого упоминания о нависшей катастрофе, и, принимая во внимание трагические обстоятельства, обед прошел веселее, чем можно было ожидать. Правда, время от времени Норсмор или я поднимались из-за стола, чтобы осмотреть запоры, и всякий раз мистер Хеддлстон, как бы вспоминая о своем положении, начинал озираться. Глаза его при этом стекленели, а лицо выражало ужас. Но потом он поспешно осушал очередной стакан, вытирал лоб платком и снова вступал в разговор.

Я был поражен умом и образованностью, которые он при этом выказывал. Мистер Хеддлстон был, несомненно, незаурядный человек, он много читал, много видел и здраво судил о вещах. Хоть я никогда не мог бы заставить себя полюбить подобного человека, но теперь я начинал понимать причины его успеха и того почета, которым он был окружен до банкротства. К тому же он был светский человек; и хоть я единственный раз слышал его, к тому же при столь неблагоприятных обстоятельствах, но и сейчас считаю его одним из самых блестящих собеседников, каких мне приходилось встречать.

Он с большим юмором и, по-видимому, без всякого осуждения рассказывал о проделках одного мошенника-купца, которого он знавал в дни своей юности, и все мы слушали его со смешанным чувством веселого изумления и неловкости, как вдруг наша беседа была прервана самым ошеломляющим образом.

Раздался странный звук – словно кто-то провел мокрым пальцем по стеклу. Все мы побледнели как полотно и замерли на месте.

– Улитка, – сказал я наконец; я слышал, что эти твари издают звуки вроде этого.

– Какая там, к черту, улитка! – сказал Норсмор. – Тише!

Тот же самый звук повторился дважды, с правильными интервалами, а потом сквозь ставни раздался громовой голос, произнесший итальянское слово: «Traditore!»[94].

Голова мистера Хеддлстона откинулась назад, его веки задрожали, и он без сознания повалился на стол. Норсмор и я кинулись к стойке и вооружились. Клара вскочила и схватилась за горло.

Так мы и стояли в ожидании, полагая, что сейчас последует атака; мгновение проходило за мгновением, но вокруг павильона все было безмолвно, слышался только звук прибоя.

– Скорее! – сказал Норсмор. – Отнесем его наверх, пока они не явились.

Глава 8 О конце Хеддлстона

Кое-как нам удалось общими усилиями дотащить Хеддлстона наверх и уложить в постель в «дядюшкиной спальне». Он не подавал признаков жизни и остался лежать, как мы его положили, не шевельнув даже пальцем. Дочь расстегнула ему ворот и стала смачивать грудь и голову старика, а мы с Норсмором бросились к окну. Было по-прежнему ясно, полная луна ярко освещала отмель, но, как мы ни напрягали зрение, так и не смогли обнаружить никакого движения. Относительно нескольких темных пятен среди дюн нельзя было сказать ничего определенного: это могли быть и притаившиеся люди, и просто тени.

– Слава богу, – сказал Норсмор, – что Эгги не собиралась к нам сегодня!