Алмаз раджи

Насчет того, где следует искать затонувший корабль, у меня уже сложился совершенно определенный план.

И направление течений, и глубина бухты указывали на то, что если «Эспирито Санто» погиб здесь и если от него еще что-нибудь уцелело, искать его следовало в восточной части – под скалистыми утесами. Глубина там, даже у самых скал, достигает нескольких саженей. Стоя на краю скалы, я мог видеть песчаное дно бухты. Солнце светило ярко и проникало глубоко в зеленоватые воды залива, придавая ему вид громадного кристалла, прозрачного и светлого. Ничто не напоминало о том, что это вода, кроме движения солнечных зайчиков где-то в глубине, да время от времени появлявшихся у самого берега и тут же лопавшихся пузырьков. Тени скал далеко тянулись в залив от их подножий, а моя собственная тень, поскольку я стоял на вершине, почти достигала середины бухты. В этой полосе теней я и рассчитывал обнаружить «Эспирито Санто», так как именно здесь нижнее течение на пике прилива было особенно сильным. Однако, как я ни вглядывался в холодную глубину и как ни прозрачна была здесь вода, я не видел ничего, кроме рыб, водорослей да нескольких камней, которые когда-то сорвались с обрыва, а теперь лежали, разбросанные по песчаному дну. Дважды я прошел полосу скал из конца в конец, но нигде не заметил ничего похожего на затонувшее судно. Лишь в одном месте могли находиться его обломки. Это был просторный выступ дна на глубине пяти саженей, значительно возвышавшийся над соседними участками и сверху казавшийся продолжением скал, по которым я бродил. Выглядел он как сплошная масса водорослей, настоящая подводная роща, однако размерами и очертаниями напоминающая корпус огромного корабля.

В сущности, это был мой единственный шанс. Если под этими водорослями не скрывается «Эспирито Санто», значит, в Песчаной бухте его нет. И я решил попытать счастья и либо вернуться в Арос состоятельным человеком, либо навсегда отказаться от всяких мыслей о богатстве.

Я разделся донага, но в нерешительности остановился у самого края скалы. Бухта, лежавшая передо мной, была абсолютно спокойна. Ни звука вокруг, кроме плеска дельфинов, резвившихся где-то за мысом. Тем не менее какой-то безотчетный страх удерживал меня в этот решительный момент. Боязнь глубины, нелепые суеверия, мысли об умершем, покоившемся в одинокой могиле, о потерпевших крушение судах и их экипажах – все это лихорадочной вереницей проносилось у меня в голове. Но солнце так сильно жгло мои плечи и наполняло теплом мое похолодевшее сердце, что я, собравшись с духом, наклонился и прыгнул в воду.

Нырнув, я очутился на этом уступе и поспешил ухватиться за плеть одной из водорослей. Стараясь удержаться на глубине и упираясь в то же время ногами в край уступа, я огляделся по сторонам. Повсюду, насколько я мог видеть, вплоть до самого подножья утеса, тянулся все тот же волнистый песок – чистый и ровный, как на садовых дорожках. Солнце освещало только песок, и ничего больше. И только выступ, на котором я с трудом удерживался, был обильно покрыт густыми водорослями, словно наше торфяное болото вереском. Вся эта водная растительность до того перепуталась и переплелась между собой под напором течения, что в ней трудно было что-либо различить. Я все еще не мог понять, упираюсь ли ногами в скалу или стою на дощатой обшивке корабля, когда плеть водорослей внезапно лопнула, и меня тут же вынесло на поверхность. Берег бухты и сверкающая на солнце вода буквально ослепили меня живой яркостью красок.

Я вскарабкался на скалу и отбросил пучок водорослей, который все еще сжимал в руке. Раздался легкий звон, словно на мостовую упала монета. Я наклонился – и увидел покрытую ржавчиной железную пряжку от башмака. Вид этой дешевенькой пряжки глубоко потряс меня; но не надежда вспыхнула при этом в моем сердце, не страх, а какая-то безотчетная грусть. Я поднес к глазам эту пряжку, и в моем воображении возник образ ее прежнего владельца. Я видел его, словно во плоти, – этого смуглого загорелого моряка с его сильными загрубевшими руками и сиплым голосом, видел даже ногу и башмак, на котором некогда красовалась эта самая пряжка. Этот человек как живой стоял подле меня – с такими же, как и у меня, волосами, теплой кровью, зоркими глазами. Не призрак, а, скорее, друг, которого я беспричинно обидел, обращающийся ко мне с ласковым упреком…

Неужели гордый корабль, везший несметные сокровища, лежит прямо здесь, у моих ног, со всеми его орудиями, якорями, снастями, цепями и сундуками с золотом, такой, каким он покинул Испанию? Только палубы его теперь превратились в рощи водорослей, а в каютах рыбы мечут икру. Все безмолвно вокруг, колышется вода, недвижно лежат сокровища, а наверху плавно колеблет водную растительность прилив. Весь этот плавучий дворец с многолюдным его населением превратился теперь в подводный риф на дне Песчаной бухты!..