Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник]

— Мы выйдем не в точно указанное расположение. Наши легкие крейсера наведут противника на наши главные силы. Но относительно сказанного вами, капитан Мюллер, касательно усиления нашего флота и битвы при Скагерраке, не нужно строить никаких иллюзий. Враг тоже не сидел сложа руки. Мы внимательно следили за всеми его действиями. Если мы строим новые корабли и наращиваем калибры, он делает то же самое. Вам известно, что они потеряли два линкора, потому что не было броневой перегородки между башнями и крюйткамерами. Они исправили свои ошибки. Они усилили защиту палуб и крыш огневых башен от навесного огня. Их снаряды стали мощнее. В их эскадрах прибавилось линкоров. Вот они — «Ринаун», «Рамиллес», «Резолюшн», «Рипалс». Все несут пятнадцатидюймовые орудия главного калибра. К англичанам также присоединилась эскадра американских линкоров, а история янки показывает, что они умеют воевать на море. Так что их шансы велики, как никогда. Нам остается лишь поклясться сражаться и погибнуть с честью. Я клянусь.

Произнося последние слова, адмирал поднял руку, и все присутствовавшие последовали его примеру. «Клянемся!» — прокричали они. Как показали дальнейшие события, они с честью сдержали свою клятву. Этим торжественным словом закончился последний военный совет флота Открытого моря. Офицеры скупо простились друг с другом; капитаны вернулись на корабли, адмиралы остались с командующим, чтобы составить план действий.

Днем позже два других адмирала вели очень серьезный разговор в салоне — каюте командующего британским Грандфлитом. Один был английский вице — адмирал. Другой был американец Брэдман, чья эскадра из линкоров «Нью — Йорк», «Вайоминг», «Флорида», «Делавэр», «Арканзас» и «Техас» только что подошла к самому мощному в истории соединению военных кораблей. Из открытого иллюминатора своего салона Битон видел, как они стоят на якоре со звездно — полосатыми флагами на мачтах, а за ними, сколько хватало глаз, выстроились ряды могучих линкоров, крейсеров и эсминцев под флагом святого Георга, заполнив собой всю бухту. На горизонте виднелся голый и пустынный берег залива Скапа — Флоу.

Битон вслух читал своему коллеге радиограмму, полученную от немцев. Его красивое мужественное лицо выражало озадаченность.

— Что вы обо всем этом скажете, Брэдман? — спросил он, взглянув на американца.

— Ну, на первый взгляд, все хорошо, — ответил тот. — Думаю, даже слишком хорошо, если это правда.

— Не знаю, не знаю… У них ведь нет особого выбора. Думаю, мы бы поступили так же, окажись в их положении. Они могут или затопить свои корабли в заливе, или вывести их в море, где мы потопим их своими орудиями, при этом прихватив на дно несколько наших судов. Мне кажется, это не лишено смысла, это и вправду выбор храбрецов. — Возможно. Но все равно это может оказаться ловушкой.

— Ну, мы просто так не полезем на минное поле. Вышлем в авангард

эсминцы и тральщики. В любом случае, я думаю, надо им ответить.

Он взял карандаш и написал на листе бумаги: «Очень хорошо. Мы прибудем

туда».

— Как вам ответ, Брэдман?

— Превосходно, сэр.

Битон позвонил и передал листок появившемуся молодому офицеру.

— Шифровать не надо, Дункан. Передайте открытым текстом.

Когда дверь за адъютантом закрылась, он повернулся к огромной карте Северного моря, так сильно испещренной стрелками и значками, что она едва читалась.

— Итак, жребий брошен, Брэдман. Поэтому нам необходимо предпринять серьезные приготовления. У них нет ни малейшего шанса, поскольку у нас двойное превосходство. Но если вспомнить Ютланд — я вам обещаю, что битва будет жестокой.

— Да уж, они вам там задали жару, — сказал Брэдман, лукаво улыбнувшись.

— Весьма возможно. Однако очень трудно рисковать, зная, что, потеряв флот, мы автоматически проиграем войну, в то время как у противника ставки были не столь высоки. Вот в чем была главная проблема при Ютланде. Мы не могли себе позволить ввязаться в беспорядочный ночной бой. Теперь же у нас развязаны руки и весь британский флот готов сражаться до конца.

— Заверяю вас, что моя эскадра не уронит чести флага, — ответил адмирал Брэдман, и они оба склонились над картой.