Я сам долгое время гонялся за разными идеалами, — они оказались духовными призраками, — пока не понял главного! Любовь Божественная включает в себя абсолютно все духовные достижения и все человеческие идеалы, которые только существуют! Любовь Бога, таинственная и непостижимая умом Любовь, способна принести человеку желанное: и самое настоящее счастье, и продолжение жизни за смертной чертой (спасение), и различные чудодейственные способности, и видение энергетической сути вещей, и здоровье, и путешествия вне тела, и знания (мудрость), и, и, и…
Молитва кормит человека небесной сгущёнкой, тонкоматериальным молоком с мёдом. Это та самая манна небесная, омолаживающий нектар, наделяющий бессмертием, который реально существуют, и который даёт вкушать адепту сам Бог на пути Любви. Это волшебный напиток — кровь Иисуса из чаши Грааля…
Молитва — непрерывное творчество. А это и любовь, и крылья, и вдохновение, и лёгкость… — предельное человеческое счастье!
Однако как мне стало понятно многим позже, переплавка духовных энергий в молитве связана с огнём долгого очищения и с длительным, субъективно-вневременным… страданием…
Однажды молитва-любовь надолго покидает человека с целью испытания и обучения. Молитва уходит, чтобы вернуться к практикующему навсегда. Продолжу заметки и автобиографическую линию своей жизни.
Одинокий философ
Бродит где-то мой милый Странник по извилистым русским дорогам. Он приходит к заблудшим и являет себя, чтобы научить их любить.
Он спускается из духовного пространства Любви, что простирается над Россией, в самые трудные для страны времена. Когда атакуют, разрывают, растаскивают, грызут живой свет сознания людей агрессивные, хищные иноземные эгрегоры — осьминоги сознания.
Где-то прокрадывается, стелется вдоль широких российских просторах Любовь. Где-то её мало, где-то много. Может быть, она задерживается, скапливается, как туман на пологих долинах ближе к ночи, медленно течёт, как пар вместе с тихой вечерней речкой после жаркого дня. Любовь оставила меня. Колокольным церковным бедственно-призывающим звоном пробил ужасный, тягостный час моих испытаний. Вот и закончился мой духовный поиск…
Хорошо птичкам беззаботно порхать, весело носиться и щебетать в чистом, природном воздухе. Хорошо кошке лениво дремать на завалинке. Хорошо полевым цветам подставлять свои прелестные личики золотистому мягкому солнышку; хорошо волноваться и раскачиваться по ветру зелёным травам. Приятно развеивать, шелестеть своей ниспадающей зелёной причёской невинно-белеющей берёзе. Даже пню хорошо, и он ожил по весне: и из него пробиваются ростки молодой зелени. — Всем-всем живым существам в природе хорошо, а мне, человеку, — плохо…
Маюсь, мучаюсь, страдаю. Тесно, неудобно, неуютно мне на земле-матушке, — никто и нигде не принимает меня, — даже Странник покинул… Или, может быть, он по-прежнему рядом, только я разучился его видеть-слышать-воспринимать? Тяжко мне, камень-валун на груди…
И всё же чудится родной голос старца — Без мук не вершится очищение…
После зимы приехал в очередной, уже восьмой, сезон в деревню, чтобы окунуться в своё отшельническое житьё-бытьё. Уже не помышляю ни о какой духовной практике. Я тяжело болен. Всё тело ломит, болит, жжёт. Энергетический центры по-прежнему наглухо закрыты, я — чувствительный, нервный, истощённый. Еле перезимовал в томлении в городской квартире, еле дождался. Только здесь на природе я забываюсь, немного остываю, отхожу от горячих кошмарных энергетических прострелов, что всё ещё мучают меня после встречи с демоническими лазутчиками. И пишу сейчас свои записки, сидя за дубовым столом, здесь в деревенской своей родной избе, где когда-то со мной нянчились умершие давно дед с бабкой.
Сколько же моё многолетнее деревенское отшельничество и духовное одиночество подарило мне откровений и знаний о жизни! И даже целых потрясающих прорывов в сознании! Сколько благодатных переживаний! И самое главное, незабываемое для меня в ту начальную пору ещё материалиста: правда о Боге и Его Любви, и о жизни сознания после смерти!
С ужасом думаю о том, как, должно быть, очень тяжело и страшно жить людям без Бога; людям, решившим, что после смерти для них ничего уже нет. Для таких, и в самом деле, в конце жизни — сплошной мрак и мёртвая пустота… Не знаю, как мне свою судьбу благодарить за то, что так многое открыла…
Пахнет печкой, остывшим теплом. Хорошо вдруг выпасть из городской суеты и окунуться в тишину и одиночество. Приятно касаться всего, дышать родным запахом, просто быть внутри дома…
Я сам себя приговорил к затвору. Но мне сладко в нём. Я посвятил себя богоискательству, и нет более чарующих, неведомых и сказочных глубин, чем внутри самого себя. Разумно заниматься вечным, непреходящим, а не тленным и временным…