Алмаз Светлых

— У меня неплохая память на лица… Мне кажется, что я его видела в Дублине. Перед Рождеством.

Этот человеческий праздник — в декабре. И она молчала?!

— Я не уверена до конца, что это был именно он, может быть, просто внешнее сходство.

— Где именно ты его видела?

— В Темпл — Баре.

— И что ты там делала?

Многозначительное молчание в трубке айтела, потом хихиканье с оттенком превосходства.

— Морни. Сразу видно, что ты засиделся в своей холостяцкой норе… Женщины, представь себе, ходят по магазинам. Например, за новыми одёжками, духами и сексуальным нижним бельём.

Она еще будет надо мной издеваться! Лордова зверушка!!!

— Я просто выхватила взглядом лицо в толпе, оно показалось мне знакомым. Если это действительно был Патрик, то он очень похудел, осунулся и вообще выглядел так, как будто не высовывается на улицу месяцами или же очень болен.

Для человека, находящегося в бегах по поводу участия в таком деле, как кража Dоrchа Clоch, не высовываться на улицу месяцами — совершенно нормально, если он хочет сохранить свободу и, возможно, жизнь.

— Я до сих пор не уверена, Морни. Насколько я могу судить, Райли не был в курсе конечной цели своей работы, хотя интересовался. Я ему ничего не разъясняла — для чего нужна программа, например. Когда Бойл сообщил, что Патрик мёртв, то я решила, что он пал жертвой собственного любопытства или меркантильных соображений. Мне было его…жаль.

Ну, вот вам и причина, по которой рыжая оторва ничего не сказала Эрику сразу. Женская жалость, чтоб её.

— И есть ещё кое — что… Я задумалась об этом только сейчас. В период тех событий за мной была установлена твоя слежка в Дублине? Например, из автомобиля?

— За тобой следили, естественно. Какая была машина?

— Две машины. Одна из них была старая — старая серая «Ауди» с тонированными стёклами. Но это была машина от полиции… Вторая же — синий «Фольксваген — поло», тоже с глухой тонировкой. Твои ребята?

— Нет. Таких машин на балансе Департамента безопасности вообще нет и не было. — Я ответил сразу и без раздумий.

— Бойл утверждал, да и не только он, что «Фолькс» — не их машина, а мне всего — навсего померещилось. Но я уверена, что это был «хвост».

Излишняя женская мнительность?.. Возможно, но вряд ли. Где сейчас искать синий «Фолькс», когда прошли годы?..

— Спасибо, Пэнти. — Поблагодарил я. Если Эрик рядом, передай ему айтел.

Теперь я снова разговаривал с Эриком.

— Если Райли жив, мог ли он участвовать в новом деле, это первый вопрос. А второй — каковы шансы выжить после падения в ледяную воду с пулей в грудной клетке, а потом скрываться почти пять лет в городе, туристические кварталы которого напичканы биометрическими камерами?

— Оба вопроса хороши. — Философски заключил Владыка Тёмных. — Настолько хороши, что прибавят тебе работы.

— Да уж. Завтра у нас с Андархейном совместное совещание, и я поставлю тебя в известность о его итогах…

Настал вечер.

До этого вечера Кэйли не приходилось бывать в моей спальне. Запретная территория должна оставаться запретной. Так принято у эльфов дроу — приглашать женщину на свою приватную территорию в доме, для любви или наказания. Это я приходил к девушке, когда хотел, а не она ко мне.

Наверное, именно здесь, в спальне, моя привязанность к минимализму в стиле хай — тек достигла высшей точки. Цвет графита в оформлении интерьера чередуется с белым, а натуральный серый камень соседствует со стеклом и хромированной сталью. Сложное, многоуровневое освещение и чёрный зеркальный потолок — эти детали создают иллюзию бесконечного пространства.

И вот теперь Кэйли здесь… В полумраке её зрачки расширены, а белая кожа кажется еще светлее. Я не раздевался, а вот на Кэйли нет ничего — я приказал ей снять с себя платье и всё остальное, как только она вошла в комнату.

Я неторопливо сажусь в кресло, девушка стоит передо мной, сияя белизной своей фарфоровой кожи. Сжимаю в пальцах пульт от bráisléid, и руки Кэйли непроизвольно поднимаются над головой, потому что создаётся магнитное поле между браслетами на запястьях и металлической отделкой светильников там, на потолке. Её тонкое стройное тело натянуто, как струна — так, что приходится привставать на цыпочки. Я слышу, как её сердце переходит на бег.

У неё действительно очень выразительный взгляд, и сейчас в нём нет знакомого мне периодически всплывающего призрака бунта: «Чтоб ты провалился!»

Нет. Там совсем другое. «Не сделай мне больно».

И не собираюсь, Lеаnbh. Всё будет по — другому. Интересно и приятно, но не больно, ни в коем случае.

Для некоторых женщин боль — элемент жёсткой игры, вызывающий чувство протеста и обостряющий все прочие ощущения. Для такой, как Кэйли — крайний вариант воздействия, применимый, разве что, в состоянии достигнутого ею запредельного возбуждения. Его невозможно достичь, если она боится… А она пока что боится. Значит, обойдёмся без боли.

Можно начинать.

— Ты шалила в школе настолько, что попадало розгой по попе?

Тусклое освещение не может скрыть от меня её внезапную бледность.

— Н-нет, никогда!