Алмаз темной крови. Танцующая судьба

— Ты не прав, брат, — опережая ответ жреца, в разговор вмешался Хэлдар и протянул Мазрувану свою ладонь, обожженую соком манцинелы, все еще воспаленную, с обрывками слезающей кожи.

— Вот видишь, — жрец был явно доволен таким поворотом разговора, — твой незрячий брат оказался прозорливее тебя. Если уж обычная манцинела может укусить, то и храм может постоять за себя.

То ли жрецу не спалось, то ли захотелось еще сильнее поразить воображение сомневающихся, но он уселся на прямо на подстилку рядом с паломниками и начал рассказывать. О дивном, божественном великолепии храма; о лианах, меняющих цвет в зависимости от сезона и от характера богослужения; о чудо-танцовщицах, обученных в Шаммахе и способных любую историю рассказать танцем; а также об орхидеях-людоедах, охраняющих святыни храма, о ползучих лианах, способных неслышно приблизиться к незванному гостю, обвить его сотней цепких удавок и так продержать до прихода жрецов или сразу же задушить — смотря какое у них будет настроение, о бесчисленных статуях, которые тоже обладали подобием сознательной жизни и могли весьма ощутимо выразить свою антипатию к преступнику… Слушатели сидели, разинув рот и благоговея…

— … Старый дурак выболтал нам столько, сколько я сам и за год не узнал бы, — довольный Мазруван, перевязав руку младшему эльфу, укладывался спать в отведенной им хижине.

— Этого мало. — Гай не хотел портить настроение нильгайцу, но у него это получилось.

— Сам знаю. — Мазруван вздохнул. — Что поделать? придеться обходиться тем, что есть. И не вздумайте завтра излечиваться, не помешал бы и приступ безумия… да только где ж его взять?

— Будет тебе безумие. — Гай усмехнулся. — Только не пугайся.

На следующий день, перед тем, как идти в храм, Гай отослал «племянника» за какой-то мелочью. Вернувшись, нильгаец застал своих родичей в совершенно непотребном виде: они сидели на земле, вцепившись друг другу в горло, с посиневшими лицами. Из их ртов вылетало разгневанное шипение, и при этом они явно не дышали. С совершенно искренним воплем Мазруван бросился к жреческим древовидным домам. Уже через полминуты вокруг отца и сына собралась толпа народу; прибежавшие на помощь жрецы пытались растащить их, но бесполезно — окоченевшие, они напоминали жутковатую статую. Тогда один из жрецов простер руки к земле-питательнице и начал взывать к силе Калима, прося его о помощи. Вскоре пальцы безумцев ослабили хватку, а потом и вовсе разжались; они рухнули, обливаясь потом и, что самое главное, дыша. Благоговейный шепот прошелестел по толпе — бог милостив к этим злосчастным пришельцам… Гай, пошатываясь, поднялся с помощью Мазрувана; он сжимал пальцами виски и поминутно хватался за горло. Хэлдар все еще лежал на земле. Внезапно тело его выгнулось дугой, он громко и пронзительно застонал.

— Отец!.. Отец, прости меня! — и Гай схватился за горло — на этот раз непритворно. Его сын говорил на чистейшем эльфийском…

… Сыч проснулся. Солнечный луч, ухитрившийся пробраться через сплетение лиан, пощекотал его под носом и сказал: «Что-то случится.» И Сыч ему поверил. Во всяком случае, сделал вид.

Юноша встал с пышной травяной копны, служившей ему ложем, подошел к большому, величиной с тыкву, цветку, росшему в углу, и умылся скопившейся там росой. Вскоре зашелестели осторожные шаги и храмовый служитель поставил перед Сычом поднос с едой. Дождался, пока тот поест, и, не говоря ни слова, забрал посуду и удалился. Сыч снова остался один-одинешенек, беспомощный и никчемный, как сорванный бурей с ветки слабый листок. Его бесчисленный раны почти зажили, силы восстановились и вернулась ясность рассудка. Что толку? из этой удивительно удобной тюрьмы выбраться было еще невозможнее, чем из той каменной ямы, откуда его выкупили нильгайцы…