Алмазная пыль

Гриша слишком хороший, слишком внимательный… Таких не бывает.

Может, он знает все и нарочно приехал меня помучить?

Пригубить свежо пахнущий лимоном напиток я так и не решилась: обжигала кончики пальцев о горячую кружку, а взглядом въедливо изучала Гришино лицо и глаза. Искала подвох. Он точно есть!

– Так вы подружились с Яковом, выходит… – недобро прищурилась я. – Значит, знаете, что никакой он мне не брат. Зачем так его называете?

Гриша мне отвечал взглядом прямым и ясным. Глупости, что, когда лгут, отводят глаза: нет, истинные лжецы, самые изощренные из них, смотрят точно в глаза, не моргая. Хотят достучаться до души. Прежде чем вырвать ее с мясом.

– Знаю, – пожал он плечам. – Но Яков говорит о вас с теми же интонациями, с какими я говорю о Кики. Ни за что не поверю, будто между вами что-то большее – хоть вы и живете под одной крышей.

Нет, таких точно не бывает. Я отвела глаза первая, тем более что в них опять стояли слезы. Не чувствуя, как кипятком обжигаю внутренности, сделала большой глоток лимонного напитка. Мне снова трясло, но уже не от озноба.

– Марго, – Гришин голос стал настойчивым. Он оперся руками на стол и наклонил вбок голову, чтобы снова встретиться со мной глазами. – Что между вами произошло? Вами – и моим братом? Он… обидел вас? Поэтому вы уехали ночью и так внезапно?

– Это не ваше дело! – вырвалось у меня прежде, чем я успела сообразить, насколько это грубо.

Я опять отвернулась и еще крепче стиснула горячую кружку пальцами, которые и так уже ничего не чувствовали.

– Что ж, по крайней мере, теперь я вижу, что вам лучше, – помолчав, ответил на это Гриша. – Дайте вашу руку, Марго.

– Зачем?..

Не дождавшись согласия, он почти с силой отобрал у меня горячую кружку. Взял обе мои руки в свои и невесомо прошелся большими пальцами по обожженной и ставшей такой чувствительной коже ладоней. Снова нашел мои глаза. Из озноба меня бросило в жар так резко, что захотелось немедленно выскочить на мороз. Только я и пошевелиться не смела. Не смела даже отвести взгляд от спокойных и внимательных Гришиных глаз.

Его пальцы, длинные, сильные, с аккуратными, коротко остриженными ногтями, уверенно прижали точки на тыльных сторонах ладоней – ямку между большим и указательным пальцем.

– Так лечатся в Китае, Марго. – Гриша сел на корточки возле меня, и его голос сделался мягким и бархатистым. – Точки акупунктуры, слышали? Восточные мудрецы считают, что массаж здесь, – он тепло и твердо прижал ямку между пальцами – а у меня перехватило дыхание, – облегчает мигрень и снимает температуру.

– Уверены, что снимает? – я тяжело сглотнула. – По-моему вы нашли какую-то другую точку…

Мне теперь было не просто жарко – кожа моя горела. А хуже всего, сердце и пульс бились в такой бешеном ритме, что Гриша, то и дело касаясь голубоватых вен на моем запястье, не мог этого не чувствовать.

Конечно, не мог. Он прекрасно понимал, что со мной делает – не сомневаюсь.

– Я все же не восточный мудрец – только любитель. Мог и ошибиться.

Он не улыбался, но и продолжал нагло смотреть мне в глаза. А я не выдержала и вспылила:

– Знаете что – тренируйтесь лучше на кошках!

Вытянула свои руки и, не зная куда их деть, скрестила на груди.

Нельзя, нельзя верить никому из этой семейки! Да, Гриша умеет казаться милым – и, наверное, таким же милым его считала Любовь фон Гирс, пока носила ему безделушки из хранилища мужа! Нельзя мне ни на минуту забывать, что он еще опасней, хитрей и изворотливей, чем его негодяй-брат!

– Вам лучше уйти, Григорий Николаевич. – Я резко поднялась с места и теперь избегала смотреть в его ясные глаза.

– Хорошо… – притворно быстро сдался Драгомиров.

Он даже смущенно пожал плечами, развернулся и направился в переднюю. Но – не дойдя туда, в лучших традициях остановился на полпути и «вспомнил»:

– Я… совершенно забыл, что обещал Кики поздравить вас с Рождеством.

– С Рождеством?..

– Да, сегодня двадцать пятое число, Сочельник. Я, признаться, не отмечал праздники уже много лет, но Кики просила поздравить вас от нее.

– Спасибо…

– И по поводу праздника в честь Нового года: ежели вы с Яковом никуда не приглашены, то Кики – опять же Кики, не я – просит вас почтить их визитом тридцать первого декабря.

– Разве они уже вернулись из деревни?

– Да, вернулись еще вчера. Раньше, чем планировали. Право, не знаю, что произошло, но Кики страшно поссорилась с Георгом – они уехали из деревни, даже толком не собрав вещей. Я потому и спрашивал, Марго, что сотворил мой брат на сей раз: по словам Кики, он всю неделю сам не свой. Был раздражен и бесился по каждому поводу. Он что-то сказал вам, прежде чем уволил?..

– Он ничего не говорил мне! – отрезала я, опять не зная, куда деть глаза. Но тут же спохватилась и резко сменила тон: – а Надя? Вы не знаете – как Надя?

– По-правде сказать, не знаю… Но, Марго, видите ли, на новогодний праздник Кики всегда нанимает артистов и устраивает большое представление для детей с подарками и сластями. Это едва ли не единственный день в году, когда и Георг позволяет Наде выбраться из дома – присоединиться к кузинам. Надя будет на этом празднике.