Алмазная пыль

Жемчужины были необыкновенные. Прежде я никогда не рассматривала их так близко, а сейчас, залюбовавшись, все перекатывала и перекатывала их в ладони. Необыкновенные… Не все из них были идеальной сферической формы, но, как одна, гладкие, почти что зеркальные – металлическо-серого цвета с зеленым, синим, иногда даже розовым отливом.

– Интересно, где Карл фон Гирс добыл такой необыкновенный жемчуг? – не удержалась я.

– Кики рассказала тебе все на свете – неужто умолчала об истории жемчужин? – хмыкнул на это Гриша.

Вопрос мой больше был риторическим, но Грише, кажется, было что рассказать. Он поднялся с пола, прошелся, разминая спину, и ссыпал собранный жемчуг в ларец из-под тиары.

– Мой дед и сам получил их в наследство, – пояснил Гриша, – от своего отца, моего прадеда. Занятный был человек. Звали его Рихард Гирс, и он родился в бедняцких портовых районах Гамбурга – а вовсе не в семье придворного ювелира германского императора, как любит хвастать мой брат… В пятнадцать Рихард ушел в море да так в родные земли больше не вернулся. Случались у него стычки с пиратами, довелось и в плену посидеть. Лихой был человек, без царя в голове. Благодаря характеру и рассорился с немцами однажды, а после долго ходил на английских кораблях. Уж не знаю, какими ветрами занесло его в южную часть Тихого океана, где он снова рассорился с командованием корабля – тогда-то его и высадили на одном из островов Океании.

Я мрачно хмыкнула:

– Боже… и как только его там не съели туземцы, как того Джеймса Кука?..

– Полагаю, побрезговали, – буркнул мой названый братец.

Он, как царь Кощей, навис над ларцом и раз за разом пересчитывал жемчужины.

Гриша сделал вид, что его не услышал:

– Напрасно ты недооцениваешь фон Гирсов, Марго: мой прадед вполне себе нашел общий язык с местным населением. Врал или нет, но родным он после рассказывал, что прожил на острове почти год. Там же, вероятно, и раздобыл жемчужины – выменял у аборигенов на зеркальце и старые башмаки. Гирсы всегда отлично торговались, – Гриша криво улыбнулся. – А через год он, видимо, рассорился и с островитянами да примкнул к русскому флоту: экспедиция Беллинсгаузена, по счастью, посетила острова Океании после открытия Антарктиды.

– Именно так твой прадед оказался в Санкт-Петербурге?

Гриша кивнул.

– Здесь он удачно женился на дочери богатого лавочника из немцев, на приданое открыл ювелирную лавку. Тогда-то для важности самовольно и присвоил к своей фамилии благородную приставку «фон».

– А жемчужины? Неужели не продал?

– Нет… И дед, и моя прабабушка-немка говорили, что Рихард имел к ним маниакальную привязанность. Даже взглянуть никому на жемчуг не давал лишний раз. Их и нашли-то после его смерти случайно – в тайнике под половицей. Все двадцать шесть, ни одна не пропала. Тогда-то прабабушка-немка и разделила все жемчужины поровну между своими детьми: дочерям на приданое, старшему сыну – на семейное дело. Пять жемчужин досталось моему деду, и решено было, что он поедет учиться ремеслу в Италию.

– Однако все двадцать шесть жемчужин по-прежнему вместе…

– Вместе, – невесело согласился Гриша.

Он взвесил одну из жемчужин в ладони, и взгляд его сделался необыкновенно серьезным, хмурым.

– Говорят, жемчуг – особенный камень. Мистический. Порой, не человек управляет жемчугом, а жемчуг человеком. Мудрым и праведными он дает еще большую мудрость, а слабых и беспутных… убивает. Никто из фон Гирсов так и не сумел расстаться со своей частью наследства. Сестры умерли незамужними и бездетными, у старшего брата дела шли ни шатко ни валко… Лишь мой дед сумел добиться успеха в Италии. Жил впроголодь и кое-как, но продать жемчужины – хотя бы одну – почему-то не хватила духа. А когда вернулся в Петербург, оказалось, что ни братьев, ни сестер уже нет в живых. Их было пятеро когда-то – а наследовать все жемчужины пришлось ему одному. А семья у них была дружной, сплоченной – не чета нашей. Не мудрено, что для деда этот жемчуг стал величайшей ценностью, фамильным достоянием. И на шестнадцатилетние единственной дочери он преподнес ей тиару с этими бесценными жемчужинами. Они были для него памятью об отце, главным сокровищем. Да он даже дочь назвал в честь жемчужины⁹! Право, я до сих пор не понимаю, как он решился подарить их императорскому дому…

Я в ответ легко пожала плечами:

– Потому что сокровищем он считал не тиару и не жемчужины, а свою дочь. И вас, трех внуков. Я не знала, конечно, Карла фон Гирса, но из того, что слышала о нем – для него ничего не было важнее на свете, чем семья. Семья…

Последнее слово я произнесла медленно, по слогам… Так же медленно, как до меня доходил смысл загадки старого ювелира. А когда дошел – я, не сдержав эмоций, вдруг вскочила на ноги. С удивлением посмотрела на жемчужины в своей ладони. Потом на Гришу. Потом на Якова. Нет, они и теперь не поняли…

Чтобы не растерять жемчужины снова, я аккуратно ссыпала их в ларец к остальным. От волнения у меня даже руки дрожали! А потом повернулась к мужчинам и выпалила на одном дыхании:

– Я знаю, как открыть тайник в фонтане!