Алмазные дни с Ошо. Новая алмазная сутра

В детстве родители возили ее в Швейцарию к разным врачам-специалистам, потому что она отказывалась есть. В последние несколько лет у нее были проблемы с гормональной системой. Она постоянно пила какие-то лекарства. Но ей ничего не помогало. Раньше, еще в 1989 году, она решила полечиться в психиатрической больнице в Англии, но выдержала там всего два дня. Она сбежала оттуда, заявив, что врачи в этой богадельне оказались еще безумнее, чем она, благодаря чему она поняла, что сама сможет справиться со своей болезнью.

В последние несколько месяцев я ее почти не видела. Когда я приходила к ней в гости, она просила зайти попозже, а потом и вовсе не открывала дверь. Я решила, что она не хочет меня видеть.

Мне и в самом деле лучше было держаться от нее подальше, потому что я очень легко перенимала все ее страдания. В последние несколько раз, когда нам все же удалось поговорить, она рассказала мне о том, что ощущает внутри сильную тревогу, и что у нее постоянно болит «хара», место внизу живота. В течение многих лет она каждое утро просыпалась с ощущением тошноты. После разговора с ней я вернулась домой, а на следующее утро проснулась от боли в животе. Я открыла глаза, и первое, о чем я подумала, было: «О, нет! Только не это!» Я воспринимала все ее раны как свои.

В последний мой визит мы просто сплетничали. Я злилась на своего возлюбленного, потому что «он опять где-то пропадает, скорее всего, с какой-нибудь женщиной!» Я наговорила про него гадостей, выставив его глупым перед девчонками. После я подумала, что была к нему несправедлива. На самом деле, я не знала точно, где он. Именно это меня и расстраивало. Утром я подошла к Нирвано и попросила ее забыть все, что наговорила вчера. Я сказала, что не имела права его осуждать, поскольку не знала всей ситуации. «Ради бога, – взмолилась она, – да ведь мы всего лишь посплетничали, между нами, девочками. В этом нет ничего плохого. А то ходила бы тут, как полупросветленная. А здесь, знаешь ли, нельзя быть полупросветленной. Ты либо просветленная, либо нет».

По-моему, она была чертовски права. Я считала ее очень мудрой.

Когда я закрываю глаза и думаю о ней, то вспоминаю исключительно ее смех. В своем счастье она была самым экстатичным, самым живым человеком на свете.

В Будда-холле, когда я в последний раз сидела рядом с ней и Ошо, мы медитировали. В тот период Ошо хранил молчание. Я услышала звук, идущий у нее изнутри. Я знаю, что сама издаю такой звук, когда ощущаю себя удовлетворенной и центрированной, когда чувствую внутреннее тепло. И тогда я поняла, в каком пространстве она пребывает. Именно поэтому, когда через неделю она умерла, я была потрясена до глубины души, ведь я, находясь в таком состоянии, никогда бы не смогла погрузиться на самое дно депрессии. И, несмотря на то, что она испытывала это глубинное медитативное чувство, ее депрессия была такой сильной, что уже ничто не могло ей помочь.

Я знала, что Ошо делал все, чтобы она была рядом, но она была вольна в своих передвижениях и могла уехать в любую точку земного шара. Много раз она уезжала в Англию, проводила там один-два дня, а потом возвращалась. Как-то она решила отправиться в Австралию и начать там новую жизнь, но уже через пару дней снова была с нами. Она улетала во многие страны: в Испанию, Швейцарию, Таиланд, но каждый раз через несколько дней непременно возвращалась. Мне кажется, если бы она дождалась момента, когда Ошо покинул тело, то «щелчок» все же произошел бы. Это событие могло стать для нее поворотным. Ошо говорил, что ее смерть была преждевременной.

В тот вечер тело Нирвано отнесли к реке на место для погребальных костров. По просьбе Ошо на похоронах присутствовали лишь самые близкие ее друзья. Обычно здесь собирались толпы саньясинов, но теперь я видела всего лишь человек сорок. Мои стояли в торжественном молчании и ждали машину скорой помощи, которая должна была привезти ее тело.

Когда Нирвано положили на погребальный костер, я сложила руки в намасте и поприветствовала ее, а мой друг Амийо сказал: «Это не Нирвано. Она ушла».

Тело поместили в центре места для сжигания и сверху положили поленья. Когда костер заполыхал, я стала ходить вокруг и в какой-то момент обнаружила, что стою с правой стороны.

«Странно, – подумала я, – я впервые вижу, как сжигают человеческое тело, и это тело Нирвано. Она – моя самая близкая встреча со смертью».

Поленья были сложены особенным образом, или же они слегка сдвинулись, но около ее головы образовалось «окно», через которое было видно ее лицо, похожее на чистую белую маску, плавающую на ветру и постепенно исчезающую в бледной дымке костра. Ее темно-вишневые губы распухли и, танцуя в языках пламени, будто шептали «Нирвано». Я подняла голову и прямо перед собой увидела почти полную луну.

Я повернулась к костру спиной и медленно пошла прочь. Но не успела я сделать и нескольких шагов, как потеряла сознание. Открыв глаза, я не поняла, где нахожусь, и подумала, что, скорее всего, я умерла.