Алмазные дни с Ошо. Новая алмазная сутра

Она умерла незадолго до того, как мы все отправились в Будда-холл в семь вечера. Я ждала, когда Ошо приедет на машине, и тогда я открою ему дверь. Нас было шестеро, и мы делали это по очереди. Так вот, в тот вечер была моя очередь. Когда он вышел из машины, он посмотрел на меня проникающим взглядом. Он понял, что я уже знаю. Думаю, что он хотел узнать, как я это переживаю. Помню, что тоже посмотрела на него и заодно внутрь себя и сказала: «Да, Ошо». Мне кажется, что я почти не понимала, как ему, должно быть, было больно, да я никогда и не пойму. Но я знаю, как сильно он ее любил. Я хотела сказать ему, что я буду сильной.

Ошо перестал танцевать при входе в Будда-холл еще два месяца назад. Он очень медленно ходил по подиуму и приветствовал всех присутствующих в зале. Сначала он выставлял в сторону правую ногу, затем подтягивал левую, сложив руки перед собой в намасте. Иногда он встречался взглядом с кем-нибудь из первых рядов, но потом поднимал глаза к горизонту, словно смотрел на далекую звезду.

С того места, где я сидела, я видела, как он все меньше и меньше фокусируется на каком-то конкретном человеке, присутствующем в Будда-холле. Его люди были для него якорем в этом мире, но его взгляд, похоже, уже был обращен в пространство. Он все еще продолжал невинно шутить и играть, например с Авирбавой. И тогда он вновь «возвращался» в тело и был как игривый ребенок. Для меня было самым большим счастьем видеть, как он возвращается в этот мир и играет с Авирбавой. Он смеялся, и тело его сотрясалось от смеха, а глаза сияли. Кивком головы он приглашал Авирбаву подняться к нему на подиум, а та театрально вскрикивала и падала на пол.

Ошо сидел с нами, когда музыканты играли индийскую музыку. Время от времени инструменты стихали. Но потом он вновь куда-то «уходил». Порой мне хотелось крикнуть ему: «Вернись, вернись».

В середине декабря Ошо прислал нам сообщение, что во время тишины он слышал, как кто-то распевал мантру, и это ему мешало. Никто не слышал ни звука, но я знала, что Ошо чрезвычайно восприимчив, и поэтому его послание нисколько меня не удивило.

Но, несмотря на просьбу перестать петь, звук продолжался и начал причинять Ошо боль в животе. Он сказал, что кто-то делает это намеренно, поскольку, когда он сидит с нами в Будда-холле, он абсолютно открыт и уязвим, ведь только так мы можем ощутить всю глубину его тишины. Нападки на Ошо были спровоцированы теми же людьми, которые уничтожили его коммуну в США. Позже он сказал, что это было ЦРУ и что они применяли черную магию.

Мы пытались найти человека или людей с помощью экстрасенса, а также методом простого исключения. Мы просили некоторых людей удалиться из Будда-холла. Звук шел в основном с правой стороны от Ошо. Он обычно открывал глаза и пальцем указывал на то место, откуда доносилось пение.

Однажды я сидела справа от Ошо чуть позади него. Я наблюдала за людьми, сидевшими рядом со мной, и постепенно один за одним их просили выйти, чтобы посмотреть, не исчезнет ли пение. Много раз Ошо поворачивал голову и долго и пристально смотрел в направлении, в котором сидел мой «подозреваемый». Но когда его удалили, звук не прекратился. Мы не могли найти злоумышленника, и это мешало всеобщей медитации. Мы сами создавали шум, когда подползали к кому-нибудь и тихонько просили выйти. У нас не было иного способа изловить негодяя. Мы сами ничего не слышали, и от этого блуждали в потемках. Однако Ошо осознавал все очень четко. Он точно знал, что происходит и откуда идет звук. Но мы не могли понять, что он хотел нам сказать.

Мы проверили все электроприборы в поисках какого-нибудь современного устройства, которое могло бы посылать смертельные лучи или издавать звук, не доступный для человеческого слуха.

В конце концов, уходя из зала 16 января, Ошо сказал мне: «Этот человек сидит в четвертом ряду». Мы засняли на камеру всех, кто сидел в четвертом ряду в тот вечер, и потом не раз просматривали запись, пытаясь понять, кто же из них пел мантру. Но Ошо сказал, то это был не один человек. Видя нашу беспомощность и подавленность, он попросил нас оставить поиски.

Он прислал сообщение, что мог бы вернуть эту энергию тому человеку да еще и усилить ее в два раза, но его уважение к жизни настолько тотально, что он не может использовать силу в разрушительных целях.

С каждым днем ему становилось все хуже и хуже: боль в животе усилилась. Мы сделали несколько рентгеновских снимков, но на них ничего не было видно. Боль двигалась по направлению к харе. Ошо сказал, что, когда она дойдет до этого центра, его жизни придет конец. Он как будто все меньше и меньше принадлежал этому миру.

Он приходил к нам иногда. А я от бессилия и злости хотела встать в Будда-холле и закричать: «Не уходи!» Но он уходил. Каждый раз, когда я смотрела на него, я буквально слышала, как он мне говорит: «Ты одна, ты одна».