– Без паники! – приказал Мартинес. Он хрипло дышал и делал паузы между словами. – Это просто еще один банк органики, как помещение, через которое мы только что прошли. Должно быть, жидкость – разновидность среды, поддерживающей рост, что-то вроде околоплодных вод. Во время войны этот зал был заполнен кусками растущей кожи площадью в акры.
Николоси ощупал пояс и извлек зубчатое лезвие, жутко блеснувшее в розовой жидкости.
– Я прорублюсь.
– Нет! – рявкнул Мартинес.
Соллис, ближе всех находившаяся к Николоси, придержала его за плечо:
– Полегче, приятель. Найди способ получше.
– Так, – выдохнул Мартинес, – убери нож, пожалуйста. Мы двинемся вдоль кожи, поищем край.
– Я бы все-таки предпочел проделать дырочку. – Николоси не опускал клинок.
– В этой коже есть нервы. Перережешь их, и об этом узнают следящие системы.
– Вероятно, судно уже знает.
– Мы не станем рисковать.
Николоси неохотно вернул нож на пояс.
– Вроде мы договорились продвигаться как можно быстрее, – сказал он.
– Быстро и безрассудно – не одно и то же, – заметила Соллис.
Мартинес уже обогнул меня и поплыл влево. Я направилась за ним, остальные следовали по пятам. Менее чем через минуту упорных усилий в поле зрения появился темный край, похожий на раму для картины, тесно спаянный с полотном кожи. Единственное, что виднелось за кромкой кожи, – стена зала с массивными подпирающими металлическими стойками.
Я позволила себе на мгновение расслабиться. Мы все еще находились в опасности, в ситуации, вызывавшей сильнейшую клаустрофобию, но, по крайней мере, зал не оказался бесконечно большим.
Мартинес затормозил, ухватившись за раму. Я вместе с остальными приблизилась к нему и выглянула за край в надежде, что стена, вдоль которой мы перемещались, простирается дальше. Но вместо этого увидела еще одно полотнище кожи, которое тянулось до следующей рамы, расположенной от нашей на расстоянии примерно в рост человека. В отдалении угадывалось очертание третьей рамы, и, возможно, за ней была еще одна…
– Сколько их? – выдохнула я, когда остальные добрались до рамы, усевшись на нее наподобие ворон.
– Не знаю, – сказал Мартинес. – Четыре, пять – до десятка, возможно. Но все в порядке. Мы можем проплыть вдоль рам, потом повернуть направо и двинуться туда, где, по нашим прикидкам, находится входная дверь. – Он повысил голос: – Все готовы? Проблем со скафандрами нет?
– Там огни, – тихо проговорил Николоси.
Мы обернулись к нему.
– Внизу, – добавил он, кивнув в направлении других полотнищ кожи. – Я что-то увидел – отсвет в воде или в околоплодной жидкости… или чем там является эта дрянь…
– Я тоже видел свет, – заявил Норберт.
Я посмотрела вниз и поняла, что он прав и Николоси ничего не придумывает. Тусклый дрожащий свет исходил из промежутка между двумя полотнищами кожи.
– Что бы это ни было, оно мне не нравится.
– Мне тоже, – поддержал меня Мартинес. – Но если это нечто находится между двумя слоями кожи, то вряд ли ему есть до нас дело. Мы двинемся в обход, оставаясь незамеченными.
Он с удивительной решительностью бросился вперед, и я быстро последовала за ним. Обратная сторона кожи имела четкую сетку из бледных волокон – структурную матрицу, на которой кожа получала питание и росла. По этой стороне тянулись толстые черные провода; судя по конфигурации, это были электрические контуры.
Второе полотнище, находившееся сразу за первым, имело немного другую пигментацию. Во всех остальных отношениях оно казалось идентичным первому – бесшовная полоса, простирающаяся в розовую мглу. Источник дрожащего света просматривался сквозь кожу; когда свет становился ярче, можно было рассмотреть вены и артерии.
Мы прошли под вторым полотнищем и вгляделись в промежуток между вторым и третьим. Едва различимая в пульсирующем освещении, перед нами предстала диковинная сцена. Здесь трудились четыре робота, напоминавшие головоногих моллюсков. Каждая машина состояла из конусообразного корпуса и пучка похожих на хлысты рук, выходящих из основания конуса. Роботы выполняли хирургическую операцию – вырезали прямоугольник кожи размером с одеяло. У каждого имелись собственные источники света на концах хлыстов-щупальцев, а кроме того, яркий пульсирующий свет исходил из напоминающего лазер прибора, который каждый держал в единственной сегментированной руке, более толстой, чем другие конечности. Не могу сказать, была ли пульсация частью процесса разрезания или последующего заживления, поскольку ткани не кровоточили и окружающая кожа казалась нетронутой.
– Что они делают? – выдохнула я.
– Снимают урожай, – ответил Мартинес. – На что еще это похоже?
– Я знаю, что они снимают урожай. Я имела в виду – зачем они это делают? Для чего им эта кожа?
– Понятия не имею.
– У вас нашлось множество ответов насчет банка органов, мистер Мартинес, – вмешалась Соллис. (Мы все впятером остановились, повисли на том же уровне, что и роботы-хирурги.) – Насчет судна, которое якобы находится в спячке… Черт возьми, я не вижу никаких признаков спячки!