Алмазный остров

Когда Ольга открыла глаза, то поначалу не поняла, где она. Лежала она в постели, совершенно раздетая, у изголовья кровати горела свечечка в оловянном подсвечнике, которые вышли из обихода, надо полагать, не менее двух столетий назад.

Простыни были накрахмалены до невероятной белизны и пахли так, как пахнут травы, если их только что скосить. Подушка была явно набита пухом, а вот одеяло… Одеяло было похоже на казенно-солдатское и кололо шею.

Ольга огляделась. В комнате с одним окном, занавешенным таким же шинельным материалом, как и одеяло, были сводчатые потолки, а из мебели кроме кровати имелся лишь крохотный столик, два табурета, сколоченные весьма неумело и грубовато, да вот еще тумбочка, где стоял подсвечник со свечкой. Возле двери с оконцем, как в тюремной камере, была ниша; в ней торчали несколько крюков, на которых была развешана вычищенная одежда Ольги. Пол был деревянным, с половицами, выскобленными до девственной чистоты, а у кровати лежал квадратный коврик из того же материала, что одеяло и занавесь. Был он такого размера, чтобы на него поместились две человеческие ступни, и не более. Вообще, помещение, в котором пришла в себя Ольга, походило на палату тюремной больницы или… келью.

Ольга вспомнила про ногу и шевельнулась, но боли не почувствовала. Заглянув под одеяло, она увидела, что вывихнутая нога плотно и ловко перебинтована и лежит на небольшой подушке. Видно, в замке или монастыре все же нашлись лекари, которые и перебинтовали ногу.

Она присела на кровати, все еще гадая, куда она попала, как дверь комнаты вдруг открылась и в нее вошла девушка в темно-коричневом монашеском одеянии до пят, плотно стянутом на талии кожаным поясом. Черный наглавник, откинутый на плечи, и белая косынка подчеркивали бледность лица молодой затворницы. На ногах ее были сандалии, одетые на босу ногу.

– Здравствуйте, – первой поздоровалась Ольга. – Не могли бы вы мне сказать, где я?

В ответ на приветствие монахиня лишь кивнула, а на вопрос тихо ответила:

– В монастыре Святой Терезы Авильской.

Где-то невдалеке часы пробили четверть. Инокиня застыла, сложила ладони и, опустив голову, зашептала:

– О, Мария, многообразно исполняющая посланничество Всепосредницы благодатей! Тебе было угодно в знаке святого Скапулярия выразить Твою безграничную любовь ко мне через сей видимый знак Твоего заступничества, Ты призываешь меня к умерщвлению плоти, к скромности и молитве. Помоги мне жить этими добродетелями, дабы сподобилась я любви Непорочного Сердца Твоего и могла стать примером для ближних моих… Носящим Скапулярий Ты дала обетование помощи в опасностях, спасения их от ада и скорого избавления от мук чистилища. Помоги мне жить так, чтобы я сподобилась обрести все эти благодати, которые Ты обещала послать носящим святое облачение Твое. О, Дева Мария, духовная Звезда Горы Кармил, освети меня и веди меня стезею совершенной любви, дабы я могла поклониться Богу и возблагодарить Тебя в небесных обителях…

Услышав сказанную молитву, Ольга невольно загрустила. Чего бы она никогда не сделала, даже если бы к ее виску приставили дуло револьвера, так это не приняла бы постриг! Как это скучно – проводить весь день в молитвах и хозяйственных делах! Умерщвлять свою плоть и отказываться от исполнения любых желаний, которые дарует жизнь…

Да ни за что на свете!

И разве можно назвать такое существование жизнью, когда целыми днями прозябаешь в затворе, вдали от городов, магазинов, ресторанов и электрических огней! Вдали от мужчин, которые, конечно, по большей части отменные скоты, однако без них жизнь из цветной становится черно-белой, как графические работы среди пейзажей, натюрмортов и красочных акварелей.

А вот то, что она оказалась сейчас в монастыре, – это замечательно! Лучшего места, чтобы укрыться от преследований и спрятаться на время от всех глаз просто и не придумаешь. Как она там молилась: «О, Дева Мария, духовная Звезда Горы Кармил»? Получается, что она в монастыре босых кармелиток, если учесть, что речь в молитве шла про гору Кармил и сандалии на инокине надеты на босу ногу?

Славно. Лучше и не придумаешь. Потому как говорить кармелиткам не разрешается (кроме одного часа после обеда и одного часа после ужина), а положено все время проводить в молитвах, дабы быть всегда на виду у Господа и являть внимание и почитание к Его слову. Даже работают они в одиночку, чтобы молитва и присутствие на виду у Всевидящего длились весь день и во время любого занятия. И никак иначе.

Конечно, Ольга слышала о босых кармелитках. Об этом ей рассказывала одна кокотка, которая провела там послушницей целых восемь месяцев, когда ее оставил жених. Потом она одумалась и сбежала из монастыря, потому как молитвы и смирение плоти не убили мысли о предавшем ее мужчине, и она решила выбить клин клином, то есть завести себе нового ухажера. А к чему приводят сношения с мужчинами без любви? Разумеется, что к прелюбодейству и грехопадению. Ибо кокотками становятся либо по природе, либо по жизненным обстоятельствам…