Алмазный венец севера

— Да повелели их милость, чтоб после вечерней трапезы вас вызвать — рассказать что видели, да за верность поблагодарить… а сами отдохнуть соизволили. Да только, к ужину так и не проснулись…

Верно говорят, что духи огня не плачут. Все другие умеют — а этот лишь отвернулся, глядя как за стеной, где-то меж Сигнальной горой и перевалом догорал закат. Так и стоял, мрачный и недвижный, лишь всё явнее в надвигающейся темноте светилось тускло-алым его естество.

— Ох как худо, как же невовремя… — опять засуетился было живой как ручей охотник. Однако, после внушительного толчка кулачищем кузнеца в бок, примолк.

Ветер окончательно уснул, примолк даже в этой высоте. Замер неподвижно старый линялый флаг над замком, а луна всё сильнее серебрила только в этом году обновлённый белым и розовым мрамором фасад донжона да крытую кокетливо блестящими пластинами слюды островерхую крышу. И оцепеневшему в каком-то полузабытьи Ларке некстати подумалось, что… а, это теперь неважно.

Совсем рядом хлопнула дверь. На несколько мгновений мелькнул дрожащий, красноватый свет факелов, и на стене появилась дочь прежнего барона. Худенькая, белобрысая — в чём только и душа держится. А глазищи огромные, как два бездонных тёмных озерца, что вот-вот прольются ручейками слёз. Да только, выплакала уже первое своё горе их милость Гражина, насилу служанка да старая няня выходили, чтоб перед людьми своими и духами гордость древнего рода не ронять…

— Их милость когда последний раз со мною говорили, пожелали этих двоих вознаградить или отблагодарить чем, — бесшумно поклонившийся госпоже дух огня вновь говорил гулким, чуть рокочущим солидным басом.

— Я всемерно уважаю волю батюшки, — голос совсем ещё девчонки оказался на удивление ровным, хоть и каким-то бесцветным. Ну да — успокоительными каплями от их милости разило так, что хоть нос зажимай…

Лёнчик пожал плечами и попросился в соседнюю деревню, где у него брат жил. Места там тоже для охоты знатные — ну, и на год ослобонить от всех податей. Госпожа Гражина лёгким кивком подтвердила, что всё так и будет — и молча перевела на задумчивого кузнеца взгляд двух бездонных озёр.

— У меня уже родни здесь совсем не осталось — да и кузнецов в наших краях как грязи, — Ларка дёрнул плечом и решительно вздохнул. — Мне бы вольный лист, ваша милость — хочу пойти в королевскую академию. Пусть выучат войсками командовать, голова у меня вроде не самая дурная. Да и, осенью через нашу Каменку… бывшую Каменку как-то караван проезжал…

Чуть поколебавшись он рассказал, как старый и совсем поседевший королевский магик всё приглядывался, как кузнец ладил новую подкову вместо совсем истёршейся по здешним камням. А потом и обронил на прощанье, что вполне возможны некоторые способности к огню и какой-то там предметной магии.

— Так что, ваша милость, если не офицером, так магиком стану — коль попустят боги, светлым кровушки пущу вволю. Такая у меня мечта нынче…

Что ж, против решения избрать путь защитника родной земли маленькая баронесса Эшле в общем не возражала.

— Приказать бы тебя выпороть на конюшне за дерзость, вышибить дурь — да воля батюшки для меня священна, — тощая девица на самом деле только выглядела доходягой. — Но если и в самом деле дар имеется… кузнец ты и впрямь из лучших… а вполне возможно…

Дух огня вовремя напомнил, что эти двое даже пришибли пару солдат святого воинства — стало быть, куда как выделяются из обычной крестьянской серости.

— Хорошо, затра будет тебе вольная, — ледяным и тихим голосом продолжила их милость. — А пока, пошли оба прочь…

Перевели дух они только внизу у ворот, где два чадящих факела иногда роняли гудящие огненные слёзы. Охотник тоскливо почесал зад, словно тот и в самом деле отведал господской ласки, и покачал головой.

— А могла бы и в самом деле на конюшню… — пробормотал он с опаской.

— Да пойми ты, Лёнчик! — кузнец сгрёб того за грудки, так что ноги чуть не оторвались от выщербленных каменных плит. — Не могу я здесь больше — у меня всё Каменка перед глазами стоит. Хоть в петлю лезь… мы ведь по осени уже хотели с Милкой в ноги барону поклониться да испросить разрешения.

Тот, ошарашенный такой горячностью, пробормотал, что Милка и впрямь молодуха справная. Добавил грустно была, и кое-как отцепил свои лохмотья от кулаков кузнеца.

— Ладно, пошли где-нибудь приткнёмся до утра. Или в корчму?

Ларка вовремя вспомнил, что суме так по-прежнему и оттягивают плечо два медных бруса и серебряный четвертинчик. Потому первым делом направился в каморку управляющего и по совместительству казначея.

К его облегчению, старикан оказался на месте. Задумчиво он стоял у потёртого до прихотливых прожилок дерева конторки-бюро да просматривал с пером в руке какой-то испещрённый цифирью пергамент. На выложенные кузнецом на стол бруски чистой меди взглянул без особого интереса, хотя при виде серебра его задумчивые глаза приобрели какой-то другой блеск. А уж приметив хороший кусок малахита отменного качества, управляющий даже всплеснул руками.