– С удовольствием побеседую с таким добрым и заботливым господином… – на губах девушки мелькнула бледная улыбка. – Это он заковал меня в цепи?
– Цепи? – не понял доктор. – Где они?
Лоис шевельнула ногой, и раздался металлический звон. Доктор приподнял край одеяла и осмотрел её ноги.
– Кхм… Я спрошу его об этом. А пока тебе придётся потерпеть.
– Я не жалуюсь, доктор. Просто не понимаю, почему оставили свободными руки, ведь убиваю я, преимущественно, ими.
– Но у тебя ведь нет никакого оружия, жестокая ты наша.
– Это не обязательно, я умею убивать голыми руками.
– Надеюсь, ты не продемонстрируешь это на мне?
– Ты мне нравишься, к тому же ты мой лекарь…
Доктор ласково похлопал девушку по руке и на прощание произнёс:
– Последуй моим советам, неугомонная ты наша. Хорошо кушай, много спи и быстро поправишься.
– Зачем?
На этот вопрос у доброго доктора ответа не нашлось, поэтому он молча пожал плечами и ушёл, пожелав ей спокойной ночи. Дверь закрылась, и Лоис вновь осталась одна в полумраке темницы. Лишь одинокая свеча в глиняной плошке , оставленная тюремщиками, составляла ей компанию и рассеивала непроницаемый мрак.
Лоис вновь с трудом приподнялась и последовала совету доктора: поела, выпила густого красного вина и легла спать.
Но, несмотря на слабость и сонливость, спала плохо – часто просыпалась то от жажды, то от боли, её то бросало в жар, а то она дрожала от озноба. В затуманенном жаром мозгу всплывали странные, порой жуткие картины. То ей казалось, что она находится в темнице барона Вистриса, и её мучает толпа похотливых солдат. А то мерещилось, что на неё напал горный волк, вцепился острыми зубами в бок, и грызёт её живьём, а она скована по рукам и ногам тяжелой корабельной цепью и не может даже пошевелиться, чтобы отогнать хищника. Она то кричала и проклинала своих мучителей, то пыталась криками отогнать хищника, а то дрожала от холода, стоя обнажённой на покрытой снегом горной вершине.
В короткие промежутки прояснённого сознания девушка понимала, что у неё началась лихорадка, так что вряд ли в ближайшее время она сможет объяснить доброму гритору, почему хладнокровно убила пять его лучших воинов.
Пришедший утром доктор застал подопечную в беспамятстве и лихорадочном бреду. Он грустно покачал головой, ощупал горячее тело, проверил пульс и заглянул в невидящие глаза. Не сказав ни слова, ушёл с докладом к господину.
Глава 4
Когда Лоис пришла в себя в следующий раз, то увидела, что её темница изменилась. Теперь это была узкая высокая комната с ровными оштукатуренными и выкрашенными в приятный зелёный цвет стенами, с высокой двустворчатой дверью и широким полукруглым окном. Солнечный свет проникал сквозь разноцветные мозаичные стёкла и ложился на стены, пол и потолок весёлыми цветными пятнами. Девушка покоилась на высокой удобной кровати, на чистых простынях, укрытая несколькими тёплыми одеялами. К тому же в камине жарко пылал огонь, отчего в комнате было душно, как в бане. Лоис обливалась потом; одеяла сдавливали грудь, словно вместо пуха в них набили камни.
Слабым движением Лоис отбросила одеяла, ощущая, как приятно охлаждается мокрое от пота тело. Но тот час послышались лёгкие шаги, и над ней склонилась пожилая женщина, заботливо укутывая.
– Нет… Мне жарко… – прошептала девушка, пытаясь снова раскрыться.
Женщина заглянула ей в глаза.
– Очнулась, милая?
– Да… Долго я болею?
– Вот уже четвёртый день, как ты в бреду.
– Где я?
– Это помещение лечебницы. Здесь доктор Эммис лечит тяжелобольных. А я сиделка Луса.
– Воды…
– Да, конечно, милая.
Луса отошла куда-то к изголовью и вернулась с глиняной кружкой.
– Это освежит тебя и придаст сил, – сказала, приподнимая голову больной и поднося к её губам кружку.
Напиток был горьковатым, вязким, но странным образом утолял жажду и остужал пылающие внутренности.
– Я посплю, – пробормотала Лоис, так как этот краткий разговор истощил все её силы.
– Конечно, милая, поспи, – ласково проговорила Луса, поправляя подушку и подтыкая одеяло.
Проснулась Лоис поздно вечером. За открытым окном темнело фиолетовое небо с первыми, самыми яркими звёздами. Луса сидела рядом в широком удобном кресле и что-то шила при свете свечей в высоком канделябре. Заметив, что больная проснулась, приветливо улыбнулась.
– Проснулась, милая?
– Да…
– Как самочувствие?
Лоис прислушалась к себе и поняла, что чувствует себя отдохнувшей и бодрой. Голова не болела, тело не горело и не обливалось потом, дышалось лёгко и свободно. К тому же проснулся аппетит, о чём она не приминула сообщить сиделке. Луса радостно заулыбалась и, отложив шитьё, покинула комнату. Но вскоре вернулась, неся поднос с едой. После сытного ужина и настоянного на травах красного вина с мёдом, Лоис почувствовала себя совсем здоровой. Если бы не остаточная слабость в теле и лёгкое головокружение, когда она поднялась, то трудно было поверить, что только сутки назад она лежала в бреду.
Лоис удобно устроилась в чистой, перестеленной сиделкой кровати, с удовольствием ощущая на теле прохладную ткань сухой рубашки. Облокотившись на взбитые подушки, произнесла: