Алпамыш

Алпамыш сидит в зиндане день за днем,

Наблюдать за ним приходят зиндачи, —

Бросят кость — глумятся: «Пищу получи!»

Вот что Сурхаиль подстроила ему!

Ходят калмык

и

— ликуют потому…

А молва такая весь обходит мир:

Мол, погиб в неволе Алпамыш-батыр.

Эта весть приходит и в страну Конграт,

Люди там и тут об этом говорят, —

Опечален друг, лукавый недруг рад.

Правда или ложь — поди-ка разбери,

Но коснулся слух и уха Байбури, —

Так убит он горем, что хоть сам умри!

К родичам спешит он: «Правда или нет?»

Все ему дают уклончивый ответ.

Разве скажет правду родич иль сосед?

А не зная, он теряется сильней.

Если жив Хаким, — сыскаться б должен след,

Если умер, — как оплакать без примет?

Ждет он, ждет, — приходит к байвуче своей —

Тайну мук своих он открывает ей.

Думают: Хаким ушел ведь не один, —

Сорок человек в поход увел их сын;

Если б не погибли все, то нет причин,

Чтоб ни одному и вестки не подать.

Видно, все погибли и погиб их сын!

Только говорить не следует Барчин,

Чтоб и вида, мол, невестке не подать.

«Горе, мол, в себе покуда утаим!..»

Но в один из дней сама Барчин-аим

От соседских женщин услыхала весть:

Говорят, мол, люди, что погиб Хаким.

Как же с Калдыргач ей душу не отвесть?

И Барчин сестре приносит скорби весть.

Песнь вторая

Прослышав о смерти Алпамыша, но истинной правды не добившись, затаила свое горе мужественная Барчин-аим и от всех в стороне плакала потихоньку над своей несчастной судьбой. Дни шли, месяцы текли, — вся родня сердцем сокрушалась, поверила в конце концов молве, — оделись все в черное, в скорбное. Так год прошел, — Байбури задал богатый поминальный пир по сыну своему — Алпамышу. Кончились поминки — вся родня одежды скорби с себя поснимала, а были и такие, что и самую скорбь позабыли…

Была у Байбури рабыня-наложница-персиянка — Бадам имя ей было. Байбури имел от нее сына по имени Ултан; плешивцем был он, — Ултантазом прозвали его. О самой Бадам, кто и какая она была, мы в другой раз расскажем. А пока — об Ултане, сыне ее, поговорим. При Алпамыше — кто с этим Ултаном считался? Сын наложницы-персиянки, ему, мол, трона не наследовать. Хоть и обижать его не обижали, — все-таки сын бия Байбури, живет все-таки при его доме, — не отказывается от него отец, — задирать-обижать его тоже нехорошо. А так — внимания на него не обращал никто. Одни только табунщики побаивались его, заискивали перед ним: «Все-таки бия сын, поставлен начальником над ними — от него мы зависим».

Когда Алпамыш на чужбину в поход отправился и сгинул там, — Байбури-бий, в горе по Алпамышу, одряхлел сразу, вкус потерял к управлению народом. А Ултан голову поднял, думает про себя: «Мой час пришел!» Действительно — приспешники у него нашлись, удалось Ултантазу власть захватить, — стал Ултан мухурдаром, чужаки, над конгратцами возвысились, глумились над ними.

Много времени не прошло — показал себя Ултан: мстить начал всем, кто не считался с ним раньше, приспешников своих на первые места поставил, самых достойных, заслуженных людей на последние места определил. Стал он с беками своими угнетать народ, — стон пошел в стране от правления их. А старого Байбури — отца своего и его байвучу — мать Алпамыша, слугами своими сделал, а Калдыргач-аим угнал он в степь к Бабир-озеру — верблюдов пасти. Больше всех боялся Ултантаз Караджана: обезоружил он его, коня у него отобрал, далеко в горы нелюдимые на Алатаг сослал его, под страхом смерти запретил ему с людьми встречаться и людям под страхом смерти запретил к нему приходить. А Барчин не трогал он, — так про нее решив: «Куда ей от меня деться, — все равно моей она стать должна. Раньше — позже ли, — мне достанется…» ^[30]

Время шло, разговоров об Алпамыше все меньше становилось, многие забывать его стали, — никто уже почти не верил, что может он живым оказаться…

Барчин незадолго до отъезда Алпамыша на чужбину понесла от него. Когда у нее родился сын, она его Ядгаром назвала: ^[31]«Пусть памяткой будет мне по Алпамышу», — сказала она… Время шло, — подрастал Ядгар, Барчин часто усаживала сына перед собой и, себя утешая, так говорила ему:

— Был бы жив Ядгар, мой дорогой сынок!

Выживет — в народе мужем станет он,

Мужем став, заменит он отца в свой срок, —

Слез моих тогда он высушит поток.

Ултантаз теперь стал знатен и высок, —

Не в черед схватил он власти поводок.

Как высокомерен стал он и жесток!

Лучшими людьми в стране он пренебрег,

Худших — к своему правлению привлек.

Мухурдар такой стране родной не впрок.

Справедливости он не дает дорог,

Путь насилья стал свободен и широк.

Если весь Конграт поработить он мог,

Если властен он, как всемогущий рок,

Кто ему хоть слово скажет поперек?

Знатных и простых согнул в бараний рог!

Хоть и от рабыни был Ултан рожден,

Все же к дому бия был он сопричтен,

Все же назывался сыном Байбури.

Но и престарелый бий-отец, смотри,

Как последний раб Ултаном угнетен, —

Быть его слугою старец принужден!

Байвучу-старуху он на склоне дней

Отдал в услуженье матери своей.

Калдыргач-бедняжку как унизил он, —

Из родного дома выгнал, выжил он!

Он ее угнал на озеро Бабир —

Стала Калдыргач верблюдов там пасти.